Олег Мартыненко
Стихи
Разве выразить словом, как стонет душа
* * *
Противно думать
И дышать противно.
Снаружи, изнутри со всех сторон
Несёт такою затхлостью и гнилью,
Где рай лишь для шакалов и ворон.
Страна с тысячелетнею культурой,
Земля трудяг, героев, мудрецов
Ждёт подаяния дебильной дурой
И славит душегубов и лжецов.
Оплакивать ли мне родную землю?
Оплёвывать ли всё, храня покой?
Я родину такую не приемлю,
Но не имею никакой другой.
С 4 на 5/VIII-1996. Киев
Україно моя!
Україно моя, моя стомлена нене,
Чим розрадить тебе, як тобі помогти!
Не лишилось ні слів, ні можливостей в мене,
Все розтринькав на пошук чудесних світів.
І то ж треба було десь думками блукати,
Забуваючи рідне змарніле лице,
Щоб нарешті уздріти, як стомлена мати
Усміхнеться лише та й пробачить усе.
Україно моя, моя хвойдо кохана,
Я під ноги життя тобі кидав, а ти
Усміхалася зверхньо, і переступала,
Як непотріб, мовляв, заважаєш і ти.
Так, в моєму житті ти не мала потреби
Було безліч гарніших, спритніших, ніж я.
Скільки їх притьмома позрікалося тебе,
Подивися ж під ноги, триклята моя!
Україно моя, моя вірна дружино,
Нам з тобою радіти і лаятись вік.
Та хіба ж одне одного з нас хто покине
Через злі балачки наших сварок дурних?
Та хіба ж я зумів би без тебе прожити,
Хоч які б небокраї відкрились мені?
Врешті, все це слова,
Небокраї закриті,
А відкриті лиш очі, наївні й сумні.
Україно моя, моя доню маленька,
Ти живеш і радієш тому, що жива.
Занедужаю я ти підійдеш тихенько
І притиснеш долоньку малу до чола.
І хвороба тікає, й тривоги міліють,
І усе наносне маячіння зника,
Й звідкілясь виринає слабенька надія,
Щоб не бути порожнім прийдешнім вікам.
Та отак і живу.
Як умію.
Чи й гірше.
Підживлю землю потом а мо проросте.
І пишу кострубаті, як доленька, вірші,
Й сподіваюсь, що ти мені вибачиш те.
Патріотів без мене ти маєш доволі,
Православнішіх, більш красомовних, ніж я,
Україно моя, моя совість і доля,
Берегиня, любов і гіркота моя...
21/VI-1995. Київ
* * *
Здесь ничего произойти не может,
Здесь никогда не будет перемен.
Тупой народ с ободранною кожей
Сопит и терпит, немощен и нем.
Былых обид никчемные заплаты
Всем тычет в нос, как культи, инвалид.
Среди бессильных ищет виноватых,
А перед власть имущими молчит.
Цветные сны обсасывает смачно,
Давно смирясь с безвременным постом,
И перед каждым, кинувшим подачку,
Не преминёт, как пёс, вильнуть хвостом.
И сам я тоже...
Да, и сам я тоже
Бессилен в лабиринте серых стен.
Здесь ничего произойти не может.
Здесь никогда не будет перемен.
9/II-1998. Киев
* * *
Вы знаете, как душит нищета,
Когда и с голоду не умираешь,
И не живёшь, а вечно пролетаешь,
Уже и не желая ни черта?
И вечно ждёшь вот-вот наступит срок...
А он не наступает,
Тоже вечно.
А цепь долгов уходит в бесконечность,
Лишь ловишь глаз родных немой упрёк.
Конечно же, богаты люди тем,
Что есть в душе, не только за душою,
Но тело это чёрное, большое
Вместилище души.
И ей совсем
Не безразлично, что с ним происходит,
И коль сама в нём держится едва,
Способна ль на высокие слова
И мысли о народе и свободе?
Послушайте того, кто невысок,
Чей вольный дух, смердя через заплаты,
Достоин только посылать проклятья
Той бедности, которая порок.
Умеет лишь пресыщенный эстет,
Комфортно исстрадавшийся по муке,
Витийствовать беззлобно, по науке
О бедности, в которой горя нет.
С 7 на 8/IX-1998. Киев
Куда падают звёзды
Мы становимся всё конкретней,
Ухватясь за материализм.
И растут в интернатах дети
Перестала быть чудом жизнь.
Твердолобые роботы-книжники
Через трубы на небо глядят,
Вот и сыплются с неба булыжники,
А не звёзды, как век назад.
Всё все знают, до кварков крохотных,
Ну, а скажешь чего непутём
Поправляют:
Не маг, а фокусник,
Не мадонна, а баба с дитём.
Homo Sapiensы, не люди.
Забывать начинаю и я,
Что умение верить в чудо
Отличает людей от зверья.
И меня как-то мало радует
Всё, что мы так учёно ждём.
Так что всё-таки звёзды падают,
И мне кажется в сердце моё.
С 6 на 7/ХІІ-1987
* * *
Серый цвет безысходного мёртвого тленья.
Серый цвет...
Он черней и печальней, чем чёрный.
Будто нету ни бед, ни удач, ни сомнений,
Только липкая серость
И облик покорный.
Это даже не цвет,
А пустое бесцветье.
Всё, что было вчера и весомо, и зримо,
Растрясло все цвета по камням лихолетья
И повисло без жизни плакатом
крикливым.
1984. Городня
* * *
Возвращается серость.
Умыкается совесть.
Отупляется память
Звоном фонфар.
Обновляется мерзость,
Словоблудие то есть,
И подачки глотает
Ручной минотавр.
А по плесени улицы,
По надеждам загаженным,
Что лихие спасители
Уберечь не смогли,
Без особого умысла
Бродят нищие граждане,
Одичавшие жители
Богатейшей земли...
1990. Городня
* * *
Тихо кружились снежинки...
Был вечер...
Почти год назад...
Мы подтверждать своё звание шефов
Пришли в интернат.
Что-то несли и о чём-то болтали.
Похрустывал лёд.
Кто-то ворчал, мол, опять оторвали
От дел и забот.
В каждом гудело неслышное вече
Личных страстей...
Вдруг из столовой нам вышла навстречу
Группа детей.
Девочка в новом казённом пальтишке
Спросила, как тень:
Дядю, а вы мэнэ любитэ?
Тихо.
Будто во мне.
Был тот вопрос, как зима, бесконечен,
Словно укор
Нам, развесёлым, довольным, беспечным
Жжёт до сих пор.
Ждали ответа снежинки и дети,
И фонаря отраженье в воде,
Я же стоял и не знал, что ответить,
Как на суде.
То ли тоска, то ли скрытая жалость
Другим не видна
Глухо внутри застонала и сжалась
Чья-то вина.
И на минутку привиделось счастье,
Снега белей,
Что от меня ни в одном интернате
Нету детей.
1986. Городня
* * *
Время слишком лукавый лекарь.
И костёр его не поблек.
Нас не будет в тридцатом веке,
Просто будет тридцатый век.
Не во имя спасенья, ибо
Нам безвестны пределы мрака,
Только ради простого спасибо
(Спаси, Бог, от тоски и рака),
Не из жалости к той старухе,
Что сидит на углу, дрожа,
Не Всевышнему в глаз и в ухо
Просто, совестью дорожа.
Пока мечется наша Мекка,
Подадим ей малую малость,
Бога ради или человека
Чтобы что-то в душе осталось.
Что назавтра, корчась от скуки,
Размышляя о связях вселенной,
Ощущаться чуть меньшей сукой
В золотой цепи поколений.
21/VIII-1993. Киев
* * *
Проходит день,
Проходит век,
Идёт к концу тысячелетье.
Угас Шумер,
Растаял снег,
И новые родятся дети.
Зачем?
Ведь где-то смысл укрыт.
Но это пониманья выше.
Так клетка, видимо, вопит
Во мне.
А я её не слышу.
С 17 на18/VIII-1996. Киев
* * *
У меня было доброе детство,
Да и юность была неплоха.
И весёленькое наследство
Невостребованность стиха.
Нищий, чуть не слоняюсь по миру,
Сдуру пьянствую иногда.
Не прощай меня, моя родина,
Как и я тебя никогда.
1/VI-2001. Городня
Крах
Гордился Вами каждый четвертной,
Истраченный на бронзы и граниты.
А Вы теперь забыты.
И забиты
На площади промозглой и пустой.
Цветов молодожёны не несут.
И под защитой зыбкого забора
Вы сжались, ожидая приговора,
Что Вам выносит масс недолгий суд.
Рассыпался, как тлен, СССР,
Истоптана зелёная лужайка
Все краской норовят.
А мне Вас жалко...
1995. Киев
* * *
На рекламных панно красавицы,
У которых не наши задницы.
Ну а нашего ни хрена.
Нам не надо б смеяться над верою,
Ни в Христа, ни в сивого мерина,
Вся беда в дефиците вер.
Вот совсем почти по Есенину:
Стыдно мне, что я веровал в Ленина,
Горько мне, что не верю теперь...
15-16/XII-1996. Киев
* * *
Мы эмигранты в собственной стране.
Непониманье, ностальгия.
Вчера, казалось, были на коне,
Теперь ненужные, чужие
Средь набов, шопов бродим, как в лесу,
Зимой метелистой и лютой.
Не только потому, что нету сумм
Души изъятую валюту
Мы сберегли оттуда, где росли,
Мечтали, жили, утверждались.
Тот мир чужие ветры унесли.
А мы остались.
7/XII-2003. Городня
* * *
Слишком много потеряно.
Слишком часто темно.
Нет ни денег, ни времени.
Всё растрачено.
Но
Не беда, что оплавлены
Веки грёз.
Посмотри:
Мир зарделся от пламени
Меднокожей зари.
Значит, всё перемелется,
Значит, будет мука,
Значит, чудо надеется
На своих могикан.
26/V-1997. Киев
* * *
Эх, Истина,
Мы все к твоей арбе
Привязаны,
Кто веером, кто цугом.
Мы временем подарены тебе
Ты совершенно зря нам смотришь в зубы.
Кто взмыленным от скачки жеребцом,
Кто мерином откормленно-лояльным.
А по плечам нагайка цоп да цоп,
И пыльный путь за нами окровавлен.
Один падёт борцом,
Другой рабом,
Уверившись, что даже солнце в пятнах.
Мы Истину влачим своим горбом.
Не потому ль так много душ горбатых?
22/Х-1990. Киев
* * *
Гибнуть от вина или без вина.
Сохнуть от вины или без вины.
Видеть с высоты своего окна:
Лужи до краёв облаков полны.
Жёлтая трава, жёлтые цветы.
Осени моей тусклые цвета
Холодно скользят в вихрях суеты,
Не касаясь глаз.
Серая плита
Отстучавших дней давит неспеша
Серостью глухой вечного дождя.
За пустой душой снова ни гроша,
Выпила всю кровь мыслей чехарда.
А на мостовой брошенно шуршит
На чужой сеанс порванный билет.
Холодно шагам.
Памяти бронхит.
Прошлое болит.
Будущего нет.
23/Х-1993. Киев
* * *
Не важно: век подарен мне
Иль я
Ему,
Важнее, что получится в итоге.
Ворвётся ли со знаменем Илья
В грому
В болото наше, проклятое Богом?
Размечется ль до весности
Пока
Живём,
Пусть даже и ценою нашей боли,
Забытая на вешалке
Тоска
Времён,
Как памятью, изъеденная молью?
Огонь, вода и прочее
Дерьмо
В горсти,
Им свято пусто место это свалка.
Что подарил я дочери?
Кого
Спросить?
Грядущий век?
Ведь их, безвинных, жалко.
Ведь это им таскать судно
Из-под
Того,
Что впопыхах назвали мы эпохой.
Кого нам вырастить дано?
Господ?
Рабов?
Стервятников, грызушихся за крохи?
Что будет с нашим будущим?
Вопрос,
Как рак.
И опий не поможет без ланцета.
Тревожишься, волнуешься?
Дорос,
Дурак?
И никуда не деться от ответа.
С 27 на 28/IX-1996. Киев
* * *
Сколько помню себя, я всегда был казним
За грехи и за шалости.
И подарки судьба раздавала другим,
Ну, а мне что останется.
Я привык никогда ничего не просить,
И причина не в гордости,
Просто долю такую досталось носить,
С чем бессмысленно спор вести.
А в несчастной Чечне кто-то стонет сейчас
И решает вопрос, поди:
Слушать совести голос или приказ.
Я прошу Тебя, Господи,
Раз уж так получилось, что к жизни притёрлась
Судьба-бесприданница
Раздели между ними прощенье своё,
Ну, а мне что останется.
15/I-1995. Киев
* * *
Мне что товарищи, что господа.
Слово лишь звук, не более,
Лишь бы свободно дышать всегда,
Всласть и по доброй воле,
Чтоб на пути, которым бежим,
Длинном или недлинном,
Только товарищем быть другим,
Только себе господином.
28/VI-1998. Киев
* * *
Мнится ль радость, кричит ли беда
Но на всём порастёт лебеда.
И покроется плесенью были
Чем мы жили, кого мы любили,
Результаты большого труда
И крикливых речей ерунда
Всё бурьном густым зарастает.
Вот и я понимать начинаю,
Что уже ничего, никогда...
И уехал бы чёрт-те куда
По чьему-то весёлому следу,
Да куда ж я отсюда уеду...
XII-1986. Городня
* * *
Спекулируя прошлым своим,
Изуродовав святость вконец,
Нам отцы оставляют дым
От истлевших своих сердец.
Как в нём много крылатых слов
И весомых, правильных фраз,
Как в нём много цветасых снов,
Только как же там мало нас...
1984. Городня
* * *
Сожрать меня невозможно,
А можно лишь покусать,
И то если осторожно,
Я сам собаке под стать.
Покамест ещё не выпало,
А выпадет я умру.
Пока же метляюсь вымыслом
Придурочным на ветру.
Пророки всегда с пороками.
Я тоже слегка пророк.
Сам буду маяться сроками,
Покуда не примет Бог.
Но до того,
до того,
до того
Хочу этот мир любить.
2001
Некролог
Эх, как мы всенародно обнищали,
Души бы хоть крупицу наскрести.
Ушёл поэт в задухе и печали,
Не услыхав последнего прости.
Ваганьково усыпано, как свалка,
Кровоточащим сонмищем имён,
И их державе искренне не жалко.
Значима только смета похорон.
Что жизнь, что смерть
два лика бабы вздорной,
Богини осовелого совка:
Кричи и плачь,
Авось твой труд в уборной
Потомки не оценят свысока.
VII-1997. Киев
Оптимистическая депрессия
Погружаюсь помалу в память,
Где, как торф, залегли мечты.
Нету мудрости есть усталость
От шагов, что не сделал ты.
И назад уже не вернуться,
Можно только завыть в тоске
И нечаянно захлебнуться
В неотысканном роднике.
Он, хрустальный, не замутится,
Растворяя в себе меня,
И к Великой Реке помчится,
Всех последующих маня.
И, фильтруя сквозь толщу будней
Неповторности торжество,
Непременно меня забудет,
Как и не было ничего.
С 4 на 5/Х-1998. Киев
* * *
Чей-то взгляд утонул в белом омуте туч,
И мы чувствуем это незримое око.
И рассеянный,
даже растерянный,
луч
Отрешённо скользит мимо никнущих окон.
Что-то очень утробное липнет на них.
Без сомнения Божье.
Если Бога тошнит от избытка святых,
Значит, что-то не то.
С Богом или святыми.
7/V-1994. Киев
* * *
Наивные старые фильмы
Давно отошедших лет.
В них всё скурпулёзно, чинно.
Сверхгромкая радость побед.
Улыбок сверхбелые зубы.
Сюжеты до скуки просты:
Не наши предельно глупы,
А наши кристально чисты.
И всё как-то слишком игриво,
И правильно, но всё равно
Неправдоподобно красиво
И неуклюже смешно.
Сегодня снимают иначе,
С размахом, есть пища уму...
А мама смотрит и плачет,
И я не пойму почему.
3/ХІІ-1987
Сплошное безобразие
Безобразно, когда живущие
Испускают мертвящий запах,
Когда дети растут в приютах
При живых матерях и папах.
Безобразно, нажравшись водки,
Выть, глазами вращая люто.
Безобразно, когда девчонки
Продают себя за валюту.
Безобразно платить за это,
Хоть святошество и не краше.
Безобразно зваться поэтом,
Воспевая всё, что ни скажут.
Безобразна любая мелочь,
Что хоть атом в природе губит.
Безобразна каждая сволочь,
Что три шкуры с ближнего лупит.
Безобразно, что нас рождает,
Называть греховным и грязным.
Если я говорю неправду
То мои стихи безобразны.
Но,
Что естественно, то не безобразно?
Извините, товарищ классик.
Что естественно
то прекрасно!
И да здравствует жизни праздник!
18/І-1988
* * *
Голубь мира голубой, в клюве веточка,
Аппетитно-расписной, как конфеточка.
Но к чему же нам плакатные голуби,
Если всё черным-черно от Чернобыля,
Если правда мирно спит с кривотолками,
Как партийный секретарь с комсомолками?
В Фонде Мира наших рваных рублей мешки.
И туда плывут народные денежки,
Ну, а многомиллионный народище
Не отыщет нужных средств для Народичей.
А рубли лежат себе расфасованно.
Ими кормят голубей нарисованных.
17/VII-1990
Бог
Художник, велики твои усилия,
Но как бы ты палитру ни насиловал
Ей далеко до семицветной радуги
И ещё далее до флоры-фауны.
Как ни светлы мадонны очи ясные,
А только у живых они прекраснее,
Как ни кошмарен ад у Боеж[1] даже,
А только жизнь неизмеримо гаже.
Мне света шлёт очередной рассвет струю,
Который проклинаю и преветствую,
И умираю, и рождаюсь заново,
Глотая сердцем вечной жизни зарево,
И Бога вижу в чуде неискусственном,
И Бога в этом жалком чувстве чувствую.
С 18 на 19/ІІІ-1995. Киев
* * *
Если я во имя Спасения
Не хочу меч достать из ножен,
(Я не первый
И не последний я)
Чем, Ты, Господи, мне поможешь?
И меча у меня только звук один.
И не нужен он лезу из кожи
Не хочу ненавидеть, Господи.
И Ты, Господи, мне поможешь?
Я в закон возвёл это правило,
Лишь Тебе внимая, мой Боже.
Если меч есть творение дьявола,
Чем, Ты, Господи, мне поможешь?
Хоть во Имя извечной Истины,
Что в Твоей нераскрытой Тайне
Я молю Тебя о немыслимом:
Помоги мне
Не помогай мне!
30/VI-1995. Киев
* * *
Е.М.
Словно запах дешёвых духов
Навждения странная мерзость:
И твоя обезьянья любовь,
И моя лебединая верность.
И не знал бы тебя никогда,
Только в дых ударяет расплата:
Наша доченька вот ведь беда
Не пойму, в чём она виновата.
С 12 на 13/XI-2001. Городня
Встреча
Не так давно, собачью жизнь кляня,
А с нею малых и великих разом,
Я проходил у Вечного огня,
Который не горел. Проблемы с газом.
Вот, не до нас властям, и не до них.
Вдруг чья-то тень меня остановила,
Как будто ветер саданул под дых.
Остановился, глядя на могилу,
И слышу голос, будто ветра вой,
Что канителит мрак сырой по кругу:
Ану, внучок, минуточку постой,
Я задеревенел от перепуга,
Да ты не бойсь, послушай и иди.
Тут надо б прояснить одну деталю,
А психовать, голуба, погоди.
Нам от того огня теплей едва ли.
Я так, внучок, скажу тебе о том,
Не в этом газе памяти помеха,
Мы всё ж таки погибли не за то,
Чтоб правнуки синели в колыбельках.
Да и однополчане, кто живой,
И им в нетопленом дому не очень,
Глядят на этот вечный наш огонь
И кутают в тряпьё святые мощи.
В земле наш прах. А души в небесах,
Их не минёт Господь Своей заботы.
А память не в огне и не в камнях.
Живых не забывайте ради мёртвых.
И, чтоб не греть холодный прах могил,
То (по-секрету, смерть не станет краше)
Я сам сегодня краник перекрыл.
Не от себя по порученью наших.
Вам газ нужнее. Вы живой народ.
Начто нам жертвы? Смерть того не стоит.
Ну, ладно, мне пора, труба зовёт
Уже пол-века не даёт покоя...
И снова только ветер и туман.
А может, всё мне только показалось,
Хоть вроде бы здоров.
Да и не пьян.
А с вами как такого не случалось?
13-16-17/ХІІ-1996
* * *
Я убегаю от тебя,
От перебранки и скандала.
Я убегаю от себя.
Ну, а куда и дела мало.
Да только некуда бежать.
Мне нету места.
В землю разве.
А там, в земле совсем не ад.
Мельканье лиц прохожих разных,
Такой же свет, такой же гвалт,
Что наверху, и так же пахнет.
Истерику же закатить
Я сам могу,
Да так, что ахнут.
Лишь там, в земле, я отдохну,
Уйму и бешенство, и совесть,
И наконец-то успокоюсь.
И никого не прокляну.
Всё это гадко и старо.
Пройдёт дня два.
Я снова струшу.
И снова понесу в метро
Давно загубленную душу.
16/III-1998. Киев
* * *
Не унимается боль моя, грусть моя,
Употребляется гордая Русь моя
И подкупается дымкою розовой.
Господи, Боже мой,
Господи Боже мой!
Не назовут меня больше по имени,
Словно телёнка, лишённого вымени,
Отъединив от корней безобразием
Чуждого яркого всякого-разного.
7/II-1999. Киев
* * *
Пусть это пошлость жёлтые цветы
И всё, что с ними связано,
Но сердце моё до сих пор сжимается,
Всё в жёлтой пене мимоз
Более чем двадцатилетней давности.
15/XI-2001. Городня
* * *
Как странно
Всё у нас с тобой наоборот:
Тень дочка света,
Ты же дочка тени,
Хотя вся свет
И излучаешь свет,
Меня же от тебя всё больше,
Как будто это ты меня на свет пустила.
И горько мне.
И сладко мне, что ты на свете есть.
С 15 на 16/XI-2001. Городня
Pecum vulgum
Дружище, посмотри на сына,
И на себя хоть краем глянь-ка:
Мы быдло,
Серая скотина,
Достойная кнута и пряника.
Тебя хоть миг давила гордость
(Не на соседа глядя жаба)?
А с млеком впитанная подлость
На части разорвать могла бы?
Меня вот рвёт
(Какой я честный!)
И давит
(Ах какой я славный!)
И горлом кровь идёт, как песня,
И язвы на душе, как слава.
Скотина.
Серая скотина.
Когда же мы воспрянем духом?
Когда поймём, как это стыдно,
Когда земля нам станет пухом?
28/III-2002. Городня
* * *
Голубеет тёплый небосвод,
Улыбнулось солнышко весеннее.
Что же ты глядишь на горизонт,
Ухватясь за даль, как за спасение?
Не спасут заморские края
Ни от бедности, ни от отчаянья.
Можем только мы и только я
Уберечь себя от вымирания.
Утекут сквозь пальцы, как вода,
Все чужие милостыни-милости,
А надежда явится тогда,
Когда лично хлеб на поле вырастишь.
Хнычешь, изнывая от тоски,
От бессилия и от неверия.
Только в небо тянутся ростки,
Что переживут тебя, наверное.
Это значит так тому и быть,
Никогда не станет вечным бренное.
Вечна лишь преемственности нить,
Вдоль которой движется вселенная.
30/III-2002. Городня
Деревня
Повалились гнилые заборы.
Бродят псов бесприютные своры.
И не слышно ни смеха, ни песен,
Только ветер в трубе воет бесом.
Запустение, злыдни, разруха.
Нет детей.
Старики да старухи.
Досыхают кусты и деревья.
Вот и всё.
Вымирает деревня.
А ведь было уютно и чисто,
Пели по вечерам гармонисты,
Были радости,
Были заботы
И свидания после работы.
Были лунные-лунные ночки,
И рождались сыночки и дочки,
Что разъехались и распрощались,
И осталась одна только старость.
Старики и старухи повымрут.
И могил будет некому вырыть.
Боже мой!
Усыхает деревня,
Как деревья.
12/IV-2002. Городня
Свободный стих
Когда мы научимся быть чужими?
Е.Евтушенко
Десяти лет как будто не было.
Просто однажды уснул молодым,
А проснулся старым.
Я тоже научился быть чужим.
Привык.
И даже не жалею ни о чём,
А только жду того нового года,
В котором меня уже не будет.
И вовсе не потому, что тебя нету рядом,
А потому,
Что рядом нету
Меня.
С 18 на 19/Х-2002. Городня
* * *
Я смерти не боюсь.
Не чтоб совсем
Чего скрывать
Немного страшновато,
Что не увижу медного заката,
Не развалюсь счастливо на траве,
Расстроганный великолепьем мая,
Не прошуршу шагами по листве
И Пушкина уже не почитаю.
С 30 на 31/V-2003. Городня
* * *
Звёзды и краснознамённые праздники...
Мы же кутим, презирая отцов.
По телевизору невероятные
Добрые сказки с хорошим концом...
Быстро же вымерло племя романтиков!
Так не зевай и держись молодцом!
По телевизору суперпонятные
Страшные сказки с торчащим концом.
22/XI-2003. Городня
* * *
Осторожно!
Время не лекарь,
Не судья, блюдущий закон.
Равнодушно сметает ветер
Всё, что выставлено на кон.
Схоластический скрип минуты.
Романтический блеск эполет...
Ты очнёшься
Утром, как будто,
А окажется утра нет.
Семицветьем радуги можно
Накормить не одну мечту,
Только мир спасти очень сложно,
Уповая на красоту,
Если в явь, как чумные пятна,
Входит боль, как будто сама:
Из всего, что ты мог когда-то
Можно только сойти с ума.
С 9 на 10/ХІІ-1995. Киев
В пивнушке
Тридцать витязей стоят за пивом.
Синий дым.
Не увидать и чёрта.
Деда от прилавка оттеснили
И пообещали дать по морде.
В общем, это ничего не значит,
Не за хлебом давка скажем прямо.
Ветеран в углу тихонько плачет
Не хватило пива ветерану.
А в глазах не злобное бессилье,
Только смесь похмелья и обиды.
С орденом, герой ему не стыдно.
Тусклые глаза в очков оправе.
Мы смеёмся, что-то пропивая...
Сгорбленно фигура исчезает,
В мглистых сумерках помалу тая.
27/IX-1987. Городня
Памяти Сергея Мисника, комсорга ГЗТБ Агат,
добровольцу Чернобыля
Я помню тот последний день июльский,
Как, зная, что к тебе подкралась мгла,
На мой вопрос шутливый:
Что не в духе?
Ты бросил лишь:
Неважные дела...
И всё.
Опять заговорил о взносах,
О том, чем наших лодырей занять.
И стал нормальным комсомольским боссом.
А я не знал.
Да и не мог я знать:
Ты утешал
(Мы бесконечно ныли),
Изобретал бессчётных дел канву.
И может, от того, что ты в могиле,
Мне стыдно, что я до сих пор живу.
Живу, не зная, что же делать дальше.
Что блеск речей?
И что потоки слёз?
Ты где-то рядом.
Так ответь, как раньше,
На мой давно не заданный вопрос.
Он самый главный:
Как нам стать смелее?
Ты вынес испытание огнём...
А наше знамя стало чуть алее.
От крови сердца,
Выгоревшей
в нём.
9-11/XI-1987
Останній вірш
Памяті загиблих на ЧАЕС
Щось у памяті квилить, та де воно, де?
І чи згадувать треба?
Над потрісканим полем тужливо гуде
Геть потріскане небо.
У пошерхлих долонях щемить каяття
Чи безсонна примара
Грудки попелу, що називалась життям.
І роздьмухувать марно.
Не розвіяти попіл, бо вітер ущух.
Я остання людина.
З неба впала остання краплина дощу
На останню стеблину.
Зрешетила все тіло нечутна шрапнель
Світової пожежі.
Крик останньої думки блука поміж скель
У мертвотнім безмежжі...
30/VIII-1990. Київ
Прощание
На свою невезучесть злой,
Я ушиб растираю, стоня,
Как далёкий мой предок донской,
Что в галопе слетел с коня.
Дождь смывает послёдние грёзы
И кусочки последнего льда.
Мысли шепчут одно и то же:
Навсегда,
навсегда,
навсегда...
Но кричу, никого не кляня:
Будьте славны во веки веков,
Неуемная боль моя
И земная моя любовь!
Как быть дальше?
Вопрос не прост.
Сквозь туман, пропахший весной,
Я желаю тебе всех звёзд,
Что горят над грешной землёй.
* * *
Ох, проклятый февраль, ох и лютый.
Сколько кошек, бомжей и собак
В ожиданьи последней минуты
Не расстанутся с жизнью никак.
И спокойствия льда не нарушит
И Податель спасательных благ
В безразличьем засыпанных душах,
В запорошенных снегом глазах.
14/II-1996. Киев
* * *
Ощущенья даже не скота.
Нет уже ни холода, ни страха,
Ни желаний.
Просто нищета
Заползает тихо под рубаху.
Что-то поглощается,
Как свет с гумусом.
Не жадно,
Но всеядно.
И не хищно,
Не древесно,
Нет
Как-то просто,
Хламидомонадно.
С 7 на 8/VIII-1995. Киев
История
В трёхэтажном хрущёвском домике,
Ни одной не имея заслуги,
Жил инфарктный старик в однокомнатной.
И жила с ним облезлая сука.
Он делил с ней тощую пенсию,
Ели хлеб с молоком и грустили.
А соседи здоровались, весело
Наблюдая эту идиллию.
Но однажды, ночью ветренной,
Он присел у стены устало
Доползти до двери три метра
Ему воздуха не достало.
И на третий день, по традиции,
Схоронили его, сокрушаясь:
Три соседа позвали милицию,
Дескать, воет собака.
Мешает...
6/VII-1991. Киев
* * *
А.Крестинину
Прозвучало уже отреченье от звёзд и от высей
И публично осмеяна синь бирюзовых небес.
Так вчера молодые, сегодня пожухлые листья
Саркастично скучают над зеленью свежих повес.
Только шёпот неслышный шуршит,
Грустно вспомнить откуда,
Когда спишь или ешь, не щадя живота своего,
Что когда исчезает потребность искать
своё чудо
Умирает возможность когда-либо встретить его...
27/VII-1994. Киев
* * *
Боже, дай мені трохи віри,
Небагато, а ні то й ні,
То вовком блукатиму сірим
По торішній жорсткій стерні
Сподівань.
Мов ліхтар розбитий,
Розум втратив надію ще
Будь коли усе ж зрозуміти
Серед звалища, під дощем
Що ми сіємо, що ми мелем,
Щоб промінчик ясний не щез.
А життя нам під ноги стеле
Безпритульність, безладдя, без...
Боже, де я Тебе побачу,
Чим відчую Тебе такий?
Тільки й світла з очей дитячих.
Тільки й світу що виднокіл.
11-15/І-1995. Київ
Баллада
Он бродил по безумной земле,
Призывая к всеобщей любви.
А весь мир бесновался в золе,
И на трупах цвели ковыли,
И плевали в него свысока,
И кормили его из руки.
Он же шёл, словно по облакам,
Принимая куски и плевки.
И говорили Бог.
И говорили псих.
А он жалел, как мог,
И первых, и вторых.
Но не очень-то любит народ
Выделяющихся из толпы.
В этом смысле едины и сброд,
И сановные мира столпы.
Чудака стали истово бить,
Как умеют бить лишь богов:
Мы научим тебя любить!
Мы покажем тебе любовь!
Спасайся, раз ты Сын
Того, Который строг!
А он был только бог,
Иначе он не мог.
А убив, сочинили тома.
Не проснулся Иерусалим.
И рабы в не свои закрома
По привычке куш понесли.
После храм возвели,
После сто.
А под сводами чёрная тень.
И мир опять оглох...
1988. Городня
Я опять в оппозиции
Відповідь А. Кацнельсону на одну з його мініатюр
Вам добре: ви бачили мрії здійсненні,
Хоч важко було, та ви бачили ціль,
Творили, великим майбуттям натхненні,
І виплили в море, не сіли на міль.
А ми. Ми не мрієм, ми просто існуєм,
Без вір і надій в спорожнілій душі,
Пємо, баломутим, без снаги працюєм,
То просто мовчим, то складаєм вірші.
Чому? Я не знаю. Не можу збагнути,
Що нас до цієї зневіри звело.
Адже у нас є все, що має в нас бути.
Так звідки ж зявились зневіра і зло?
25/ІХ-1981
* * *
А мне не перекрыли кислород,
И в кандалы не заковали крылья,
И не зажали рот
Наоборот
Свободен вдох.
Вот выдох перекрыли.
Я скоро лопну.
Правда и враньё
Через трахею внутрь текут послушно.
Обидней быть не может ничего:
Дышу, дышу,
И дохну от удушья.
30/ІІІ-1990
Испорченный флюгер
Смущает всех неправедность моя,
Неправильность моя всех возмущает,
Но тихая смиренность бытия
Меня отнюдь совсем не привлекает.
Пусть небо застит чёрных туч орда,
Пусть дикий ветер бесится до дури,
Сломаюсь, но не повернусь туда,
Куда велит мне повернуться буря.
21/IX-2003. Городня
* * *
О так,
Були погані комуністи.
Хоча після шаленої війни
Вони за кілька років з купи сміття
Державу й відродили, пустуни.
А наші галасливі патріоти,
Серйозні люди, а не пустуни,
З держави
За десяток літ роботи
Зробили купу сміття.
Без війни.
З 25 на 26/VI-2003. Городня
Телеграма з діаспори
Маю що їсти,
Маю хатину,
Серце ж болить та карається:
Лину душею в свою Україну,
Та кляте тіло впирається.
1991. Київ
Пророцтво збувається
... Та не однаково мені,
Як Україну злії люді
Присплять, лукаві...
Т. Шевченко
Приспали,
Вже давно приспали,
Але будити не спішать,
Бо ще не час
Не все ще вкрали,
А дурні й сонні погорять.
І може, скаже батько сину,
Мотнувши фейсом звіддаля:
А онде...
як її...
Вкраїна.
Була колись така земля.
25/VII-2000. Київ
Своє таки краще
Если у народа, нации, нет культуры,
существование её бессмысленно.
М. Шемякін
За повне небо блюзу понад нами,
За океан полтавського борщу...
Т. Петриненко
Журавель у небі
Не синиця в жмені.
Ніж Пежо в Парижі
Краще ЗАЗ у Мені.
І хоча немає
Другого Шевченка,
Не москаль співає,
А свій, Петриненко.
Хай у небі блюзи,
Хай у небі саги,
То ж таки у небі.
А у жмені сало.
Поки лише жменька,
Та настануть пори
Підростають свині
Будуть цілі гори.
Галушок ельбруси
І ковбас паміри.
А у небі блюзи
На бандурах, лірах.
То ж, шановне панство,
Не ридайте здуру:
Краще рідне хамство,
Ніж чиясь культура.
1995. Київ
* * *
Тому, хто вірить знання байдуже
Й не треба фактів.
Була б ікона.
Вони ітимуть до церкви дружно.
Й до комунізму
Вели ще вчора.
Самі пророки навкруг волають.
Я сотні істин ковтати мушу.
Але не вірю.
Але не знаю,
Куди подіти зомлілу душу.
28/VIII-1990. Київ
Аксиомы
* * *
У хамства тоже есть свои
Культурные традиции.
VI-1998. Киев
* * *
Бездарным надо помогать,
Чтобы таланты не пробились.
27/XII-2003. Городня
* * *
Если двигаться строго на запад,
Всё равно попадёшь на восток.
II-1995. Киев
Быть человеком
Да, я на дне.
И поезд мой ушёл.
И я спиваюсь,
Молча,
Понемногу.
И всё ж пишу.
За что и слава Богу.
Благодарю.
Не так уж я грешу.
Да может Бог мне спишет половину
За то, что не юродствую душой,
Делю последний хлеб с бездомной псиной
И крест влачу,
Хоть маленький,
Но свой.
Не стыдно мне, когда меня поносят
За то, что нищ
И что хожу небрит.
Что среди лета наступает осень
Не горько мне.
Пускай себе дождит.
Судите, люди,
Вас ведь тоже судят.
Мне всё равно.
Но мне не всё равно,
Что всё вокруг летит к чертям
И будни
Уходят в небытьё кошмарным сном.
Да если б только сон,
пусть как ни жуток,
А то ведь явь безумней всяких снов:
Девчонок превращают в проституток,
В бандитов превращают пацанов.
Волшебники юлят по заграницам.
Вот им плевать.
Звереем.
Боже мой!
Когда же человеческие лица
Воспрянут над поникшею толпой?
Исконность наша
Хлеб и молоко
Ещё, наверно, со времён Триполья.
Но как же мы прощаемся легко,
Без слов,
Без омерзения,
Без боли
С душою славянина-казака,
Под дружный мат столпившись возле кассы,
Прикрывшись формой взбрыков гопака
Или молебнов у иконостаса.
Понять бы нам,
Как воздуха глотнуть,
Как перепрыгнуть безнадёги омут:
Как он абсурден, наш дурацкий путь
От одного безвременья к другому.
Подобье Боже?
Ересь.
Ерунда.
Далёкий идеал,
Как квазизвёзды.
Ей-богу, Бог бы умер от стыда,
Когда бы мог предвидеть,
Что он создал.
Родные,
Люди,
Подымите взгляд.
Расправьте плечи,
Спины разогните,
Иначе мир погибнет навсегда
И никогда не явится Спаситель.
Рабам по райским кущам не ходить.
Не даст Творец от врат священных ключ им.
Быть человеком
Так и значит:
Быть,
А не молчать об этом сладкозвучно.
12/V-2001 23/VII-2003. Городня
* * *
Мы так долго метались под куполом
Самых розовых вер и надежд,
А теперь получили по кумполу
Горькой правдой.
Не хочешь не ешь.
Ведь считалось мы самые-самые,
А когда предъявил век свой счёт,
Стало гадко:
Какою отравою
Мы травили себя под компот
Распрекрсных и праведных лозунгов,
Самых умных,
Таких же, как мы.
Взять бы да отхлестать себя розгами
За прогресс
От тюрьмы до сумы.
1990. Городня
* * *
Разлетелась Страна,
Да осталась судьба.
Независимости Да!
Но какая страда:
Пожинаем извечную долю свою
И разбрасываем на прокорм воронью.
А оно всё жиреет,
Уже и летать
Не умеет.
Нам бы хоть приподнять
К равнодушному небу
Затравленный взгляд.
Только некогда
где бы
Чего бы урвать.
А иначе, представьте, дожить мудрено
До того, что пророками нам суждено.
Завершается век.
А за ним темнота.
И зловещая тень
Креста,
Но не та,
Та же кровь,
Тот же пот,
Теснота,
Суета.
Ну, а кроме ни зги,
Ни черта.
Завершается век,
Остаётся судьба.
И незрячим калекой
В дырявой рубахе,
Отстав от лукавого поводыря,
Жалко шарит руками
И знает, что зря.
С 8 на 9/VIII-1995. Киев
* * *
Моя родина, сука драная,
Лежит скатертью самобраною,
Поперёк и вдоль тати шастают,
Хочешь взять изволь, не спросясь того.
Не понять злобятся ли, рады ли.
А к спине опять странный взгляд прилип.
А когда уйдём в землю сирую,
Нам помогут профинансируют.
Вышли мученики в учители,
А мучители в попечители.
Под заплатами море гордости...
То ли личности, то ли мордности.
И бредёт она побирушкою,
И не русская, и не руськая,
Беспардонная, бесталанная,
Моя родина, сука драная.
14/Х-1994. Киев
* * *
Демократия это
Когда вся планета
Живёт так, как хочется
Американскому президенту.
VI-1998. Киев
* * *
Все глупые бюро и партсобранья,
Все блаты, самиздаты, дефициты...
Как это было, в сущности, банально,
Анекдотично смело, шито-крыто...
Всё чаще, неожиданно, как здрасьте,
Ловлю себя,
на пошлости, как видно,
Что я тоскую по советской власти.
Она была смешна, но безобидна.
2/IV-2000. Киев
* * *
Рождённый ползать летать не может?
Ещё как может!
Причём туда,
Куда витающим невозможно
И докарабкаться никогда.
Безумству храбрых поём мы песню,
А мудрости трусов несём дары.
Пока не покрылись бездушной плесенью,
Пора хвататься за топоры.
Да что топор
против АКСа!
В момент обложат со всех сторон.
Для процветания и прогресса
У нас духовность,
У них ОМОН.
28/I-2001
* * *
Майте на увазі посмішку Фортуни
можна купити лише за 50 копійок.
(Реклама в газеті)
Гроші, гроші, гроші. Вся країна ринок,
Все на продаж совість і краса дівчат.
Посмішка Фортуни пятдесят копійок,
Посмішка путани баксів пятдесят.
Запродали душу власного народу,
Розміняли память на дзвінкі слова.
Хто ідей сокірою нам махав з-за рогу,
Вчить нас демократії, світла голова.
Всі хотіли блага і нема претензій,
Вдалині світив-бо вищий інтерес.
І найкраще з добрив благодатний цезій
Вноситься до грунту ралами АЕС.
Зруйнували церкви
збудували лазні.
А меморіальні дошки
на хлівах...
Посмішка Фортуни майте на увазі
Пятдесят копійок.
Й їдь на Жигулях.
23/VIII-1990. Київ
* * *
Стривайте, люди, що ми коїм
З простягнутою в світ рукою
Йдемо від власної землі,
Братів клянемо без упину,
Ковтаємо чужу хлібину.
І в цьому винні москалі?
Та ми ж самі себе зїдали
І розїжджалися у далі.
Тепер паплюжим память вдів,
Обмацуєм ярмо на шиї
Та на дідів ллємо помиї,
Щоб так відмити прадідів.
І нелюдіємо загалом.
Несе нас до провалля чвалом
Священний галасливий кпик.
Нас власне здожене прокляття,
Адже того, хто зрікся батька,
Зречеться врешті рідний син.
Переживу нестатки й злидні,
Нашестя й пошесті всесвітні,
Що виростають, як гриби,
Та не змирюся із ганьбою
Коли народ стає юрбою.
Бо збожеволію в юрбі.
26/І-1992. Київ
* * *
Рипить відірваний підбор.
Обід не хліб,
Картоплі горщик.
Ні, це ще не голодомор
Малесенький голодоморчик.
Ще сітуація не та,
Іще святкуємо обжинки,
Але ж гадюка вироста
Теж із маленької клітинки.
Живіть, панове, й не тужіть,
Носіть відзнаки хоч на спині,
Та дайте і народу жить
У незалежній Україні.
23/ХІ-2003. Городня
* * *
Проходит жизнь, мерцая миражом,
Не тем пустынным, голубым и светлым,
То ярко крутит диким кутежом,
А чаще тлеет сигаретным пеплом.
Живёшь,
Но ни к чему
И ни при чём,
А так...
Зачем-то ходишь на работу,
Когда дают несёшь зарплату в дом
И ешь,
И спишь,
И дышишь для чего-то.
Бесценных слов святая простота.
Потоки их чисты и бескорыстны.
Так христиане предали Христа,
А коммунизм позднее коммунисты.
Вот и бредём,
И ловим миражи,
Всё по безвременью та бездорожью.
Так и живём, зачатые во лжи
И вскормленные беззаветной ложью.
Но если это кто-нибудь прочтёт
И прекратит жевать, тревожась смутно,
То я надеюсь (чем не шутит чёрт),
Что всё же был при чём-то
И к чему-то.
14-26/VII-2000. Киев
* * *
Весна сквозь нищету
сквозит тоской промозглой
И не спешит вступать в свои права.
Метелью заметёт,
морозом приморозит,
И может быть, по-своему права.
Дебильная страна
не сеет и не пашет,
Подачки ожидает,
И молчит,
Когда с неё дерут
три шкуры Юли-Паши,
Великий развивая Лёнь почин.
30/III-2001. Городня
* * *
Мечталось и снилось, да вот не сбылось,
Растёт Эверест деклараций и хартий,
А Родина как обескровленный лось,
Которого рвёт на куски стая партий.
30/IX-2000. Городня
* * *
Нам явилась свобода,
Как небесная манна,
Оптом и всенародно,
И немного нежданно.
Оба-на! и свалилась.
И, конечно, пришибла.
Непривычная милость
Для привыкших быть быдлом.
И, дорвавшись до воли,
Вчера прославлявшие Сталина,
Так без крови и боли
Демократами стали мы.
16/III-1998. Киев
* * *
Как нам сладостно
верить в радости,
Что грядут за сменой эпох.
Как нам радостно
верить в сладости,
Что вручает изредка Бог.
Нам на совесть надет глушитель, но
Наша память порой ворчит.
Хоть, конечно, всегда пленительно:
Помолиться
и получить.
Временами нам даже кажется,
Что вот-вот и потерпит крах
Эта каста неутверждающих,
Утверждающаяся в чинах.
4/I-1989. Городня
* * *
Если бы я был гениальным
Изобретателем,
То придумал бы телевидение
С субкадрами,
Для слепых.
Если бы я был гениальным
Политиком,
То придумал бы дрессированную
Демократию
Для идиотов.
22/XII-1990
* * *
Послушайте...
Да кто услышит.
Бумага шелестит, как дышит,
А чувства как вода в песок.
И это было б очень странно,
Чтоб кто-то, кроме тараканов
Услышал шелест этих строк.
Висит, как дождь над серой бездной,
Трагизм того, что всё исчезнет
Или изменится совсем.
Твоё лицо в тумане мглистом,
И искры этих красных листьев,
И век,
И голоса друзей.
И дети вырастут и станут
Старухами и стариками.
И лягут улицы не так.
И наше время без злорадства
Иначе будет называться
В пустых объёмистых трудах.
Скукожившись и спрессовавшись
В культурный пласт, эпоха наша
В историю других эпох,
Как ни кичимся мы крикливо,
Войдёт как слой презервативов,
А не дерзаний и тревог.
Я смутно чую эту эру.
Земной, телесный, грешный в меру,
Гляжу, грустя, но не страшась,
В грядущий век, где тоже люди,
Но никому нужна не будет
Ничья бессмертная душа.
С 18 на 19/Х-1996. Киев
После...
После отмены крепостного...
После Великой Октябрьской...
После великого перелома...
После оттепели...
После застоя...
После...
Мы, рождённые после культа,
До конца не можем понять
Стариковских горьких инсультов
От того, на что нам плевать.
Надоело стоять на коленях.
Надоело лгать до икоты.
У нас каждое поколение
Рождалось после чего-то.
Мы кричим, увязаем в спорах,
Не желая знать каково
Будет житься на этих просторах
Им,
Рождённым после всего...
1991. Городня
Fuck you!
И ты внезапно приобщён
К цивилизации и истинной культуре,
К вершинам мировой литературы:
Де Сад, Захер Мазох
И целый пантеон
Поющих педерастов и мадонн,
Которые тебя видали...
Fuck You!
1998. Киев
* * *
В Букингемском лорды.
В Мариинском морды.
Вот бы этих мордов
Обменять на лордов!
Тут не место лордам,
Там не место мордам,
Да и наши морды
Не годятся в лорды.
21/I-1998. Киев
* * *
Чёлн истории нашей дал крен.
СМИ продажная сила
Преподносит нам пшик перемен
И рекламу презервативов.
Толпы наших избранных лгут
Об успехах и достиженьях
И, брезгливо ёжась, плюют
В нас, юродивых и блаженных:
Кто слюною заумных фраз,
Кто сочувственных стонов соплями,
Будто нам непонятен фарс
Самых розовых обещаний.
Ну а мы сквозь годы бредём
По посёлкам и весям убогим.
Неужели мы так и умрём,
Не успев ощутить в себе Бога?
28/IX-2002. Городня
* * *
Человек на земле.
Но он уже слишком пьян,
Чтобы постигнуть весь ужас происходящего.
А мимо равнодушно и гордо
Проплывают те,
Кто ещё в облаках.
3/ХІ-1989
* * *
Что для нас история,
Для кого-то юность.
Сколько б мы ни спорили
Беспощадна дум месть.
Сколько этот ком нести?
Сколько ждать ответа?
Энтропия совести
Времени примета.
Те девчонки, что сидели
И месили грязь в шинели,
Что до срока поседели
И не нюхали Шанели,
Что, вживаясь в роль кобылы,
Поле плугом бороздили,
Фронтовых калек любили
И родили,
Нас родили,
Месяцами пенсий дожидаются,
От болячек травками спасаются,
Вспоминая юность, улыбаются.
А на гроб скопить не получается...
Примирюсь со многим, но не с этим.
Прослыву отступником отпетым,
Что не слышит поступи истории,
Но не назову свободой горе
И не стану свысока подтрунивать
Над такой наивной смертью Друниной.
Попытаюсь быть им общим сыном.
Чист не тот, кто обошёл трясину.
С 14 на 15/XII-1993. Киев
* * *
Какое мне дело, какое дело
Мираж звезды, трезуба иль орла.
Моя страна, за что ты озверела,
За что ты стала тем, чем не была?
Вся звёзднополосатость суперменов
Не стоит слёз багдадских матерей.
Нас будто нет.
Мы не имеем мнений.
А лишь глаза собачьи:
Повкусней
Чего-нибудь дождаться из отбросов
От мировых заокеанских боссов.
24/VII-1993. Киев
Балаган
Пусть жизнь дырява, словно решето.
Пусть смерть кудрява, как Господня милость.
Шумит наш балаганчик-шапито.
А что помимо фарса в нём случилось?
Что вообще произойти могло
В вертепчике, который для забавы
Толпы,
ей лицедеят то добро,
то зло?
Дающая рука имеет право
Швырнуть и грот, и тухлое яйцо
Шуту, забывшемуся на минутку,
В расписанное под глупца лицо,
И потащить шутиху-проститутку.
Моя страна шумит, как балаган.
Летят в него гроши, плевки и камни.
А Старый Шут дубасит в барабан
И младших продаёт на растерзанье.
8/II-2001. Городня
* * *
Подонками запружены все храмы,
Соборы и церквушечки.
Да и немудрено
Мерзавцев ужасает ада пламя.
За совести отсутствие
воздастся всё равно.
Как, в общем, всё равно кого ты предал,
Тем самым собственной души
бессмертье загубя,
Без разницы Христа или соседа,
Любимую, товарища,
собаку ли, себя.
Так индивидуальна в ад дорога.
Хоть лоб разбей,
хоть взглядом продырявь
весь небосклон.
Не важно даже, верим ли мы в Бога,
Важнее и существеннее:
верит ли нам Он.
Меняющие совесть на утробу,
Мы никуда не убежим
от призрачной Судьбы,
Мы, мнящие себя Его подобьем,
Но льстящие Хозяину
обманщики-рабы.
Решить вопрос:
Отец или Хозяин?
Хозяину достаточно
одних хвалебных слов.
Отец не принимает подаяний,
Ему необходимы только вера и любовь.
XII-2000 II-2001. Городня
Плач по телевидению
Ты икона индустриальной эпохи
И замочная скважина для психопатов.
На экране
то ниндзя порхают, как блохи,
То секс-бомбы вращают стабилизаторами.
Всевозможный районов жевачка тягучая,
Синтетической крови моря разливанные,
Вурдалаки и ведьмы,
и самые лучшие
Суперзанычки,
Миксеры,
Мыло для ванной.
Где вы, где вы, застойные добрые мультики
И мюнхгаузены горьковато-разумные?
Будь же проклято ты, идолище поганое,
Криминально-весёлое шоу бездумное!
15/V-2001. Городня
* * *
Зубастые янки
Без бре, без обманки
На помощь вселенной спешат.
Крутые ребята,
И сплошь демократы,
И всё из церквей ни на шаг.
Бомбят демократы
Багдады, Белграды
И всё, что живёт по другим
Укладам-раскладам.
А что? так и надо,
Умри, что не нравится им.
13/III-2001
Неудачный эксперимент
Что-то в доме неуют,
Даже мухи не снуют,
Жрать охота, хоть и странно
Денег куры не клюют.
Дал копейку не едят,
Две копейки хоть бы взгляд,
Даже бросил, расщедрившись,
Десять тот же результат.
Хоть бы клюнула одна,
Им же хочется зерна.
Может, если бы бумажку?
Только нету ни хрена.
29/IV-2001. Городня
* * *
Полно нас морочить
Прошлыми веками,
Мордами жидовскими,
Чудо-казаками,
Центрами Европы,
Древними кровями,
Вольными заморскими
Разлюли-краями.
Новая держава.
Новая свобода
Нового обмана
Нищего народа.
Новая система
Кукишей на блюде.
Господи, помилуй...
VIII-1997. Киев
* * *
Мне страшно, страшно, страшно.
Мне больно, больно, больно.
Какой-то день вчерашний.
Какой-то град не стольный.
Какой-то я бесполый.
Какой-то мир нечёткий.
Как будто Иаков подлый
Перебирает чётки.
Раствор красно-солёный
Плывёт почти бесстрастно.
Мне больно, больно, больно.
Мне страшно, страшно, страшно.
Захлёбываюсь сухо
Холодным эгоизмом.
Довлеющая скука
Грядущее изгрызла.
Соседская кассета
Киркоровым пошлеет.
Не хочется просвета.
Чем дальше, тем тупее.
А выход бесшабашный
Кивает алкогольно.
И вот уже не страшно,
А только
больно.
24/IV-2000. Киев
* * *
И Бог, и Сатана у нас в крови,
И мы всегда имеем, что имеем,
Когда земных людей боготворим,
От идолопоклонства сатанея
И свято верим в то, что с нами Он,
Что нас и образумил, и направил.
Нас, как и наших истин легион,
Что значит только то, что с нами дьявол.
Не много ли мы на себя берём,
За Божий глас свой лепет выдавая?
Наш пузырёк, хоть невелик объём,
Гармонию вселенной нарушает.
А Бог стучит у каждого в груди:
Не навреди!
16/XII-1998. Киев
* * *
Свои добродушные задницы
Тираня до невозможности,
Вы в будущее пролазите,
Как лезли когда-то в должности.
На обещанья красивые
Меняете окрики властные.
И все вы такие правдивые!
И все вы такие гласные!
А я не могу вам верить,
Вам,
Что всю жизнь мне врали,
Но, шустро унюхав время,
Знамёна свои порвали
И вот уже перестройка
Цепляет на вас свои лавры.
И оказалось вы стоики.
И выяснилось, что врал я.
Своих раскаяний пошлину
Вы взяткой суёте нови.
А настоящее прошлое
С болью выходит,
С кровью.
Для вас же самое пошлое
Лица, стыдом горящие.
Не будет у вас даже прошлого
Настоящее ненастоящее.
1989. Городня
* * *
Мерзавцы на коне
И остаётся мне
У стремени бежать, ловя объедки и обноски.
Итак, стране каюк,
И не без ваших рук.
Но никогда не буду я у вас оруженосцем.
3/II-2000. Киев
* * *
За всё, за всё приходится платить.
Господь же часто путает, похоже,
А может и не хочет отличить,
Где покупатель,
Где простой прохожий.
Ему, бедняге, тоже недосуг
Попробуй сладить с нашим мерзким миром,
Где вечная толпа рабов и слуг
То льстит,
То мстит поверженным кумирам.
Одной и той же гильотины нож,
От тёплой крови захмелев не в меру,
Бьёт по загривкам
(Каждый так похож)
Монархов и революционеров.
В веках таких примеров пруд пруди.
Перечислять?
Так мрачновата тема.
Когда б не боль и холодок в груди
Была бы очень скучная поэма.
Мир бесконечен, потому несыт.
Сгорают судьбы.
Под ногами тлен их.
Скажите, вас не мучит горький стыд
За убивавших
И за убиенных?
Премудрость книг,
Безумье площадей
С готовностью пустить кишки друг другу.
Борьба идей,
Поправ живых людей,
Волочит мир по замкнутому кругу.
6/IX-1997. Киев
* * *
Судьбы сухи, как пыль.
Кто-то верно подметил:
Страшный Суд уже был,
Но никто не заметил.
Бог рукою махнул
И ушёл восвояси,
Только ветер подул
Как хотите спасайтесь.
Вырос в скопище дней,
Пресыщённо не долог,
Век великих страстей
И собачьих разборок,
Пролетел, прогремел,
Войнами прокровавил
И от Божьих идей
Ничего не оставил.
5/V-1996. Киев
* * *
Свобода...
А сердце болит.
Болит в ожидании ужаса.
За то, что и я не убит,
Простите меня, невернувшиеся.
Всё,
Белые, красные, разные,
Которых суди, не суди
Остались, уже неопасные
На пыльных верстах позади.
И снова знамёна колышутся
И в спешке меняют цвета.
И ярость, как пьяная лыжница,
Не видит уже ни черта.
В безумии видим знамения,
В экстазе плодим дураков.
Мы созданы для повторения
Никем не прощённых грехов.
Х-1990. Городня
* * *
Забыв про кошмарные наши долги,
Из страшно культурной Европы
Бегут к нам поношенные сапоги,
Всего по четыре мазёпы.
Там благо творят.
А у нас карусель:
Коммерция, брокеры, бизнес.
А нам говорят, что доходы властей
И есть процветанье отчизны.
А как же народ?
Обещают отцы
Свободу и право:
всем хором
Во имя свободы отбросить концы
Под тем или этим забором.
30/Х 16/ХІІ-1996
* * *
Под набат колбасных революций
Не успели мы заметить, как
Заблудила в дебрях резолюций
Наша вера в самостийный флаг.
И растерянность в честном народе:
Что же петь? Хвалу или хулу?
Как же так шли весело к свободе,
А в какую влезли кабалу.
16/ХІІ-1996. Киев
Лотерея
Раз ты не хочешь покупать машины
Плати, будь добр, за бесколёсность штраф.
Какой же патриот своей Отчизны
Не купит лотерею ДОСААФ?
Их продают в нагрузку в магазине.
Кому-то повезёт, кому-то нет.
Я говорю: Мне не нужна машина.
Выигрывай тогда велосипед.
Билеты выдаются вместо денег,
И что ни говори, хоть ты умри,
Один ответ: указ явился сверху,
Дело твоё, не хочешь не бери.
Но как же не возьмёшь, ведь, может, счастье
Как раз содержит этот вот билет.
Я вовсе не надеюсь на волжанку.
Я уж согласен на велосипед.
10/VI-82
* * *
Отрекающийся от Георгия
И от Ленина отрекающийся...
Разве дело в железке ордена,
Что безвольно на рёбрах болтается?
Разве дело в престижной скромности?
Разве дело в медали обхаянной?
Дело в нашей собачьей готовности,
Что скулит при смене Хозяина.
С 12 на 13/VII-1991. Киев
* * *
В пятнадцать юных лет
Фантазия сама
Такое говорила при виде хрупкой талии!..
Тому сто лет в обед.
Весь мир сошёл с ума.
Фантазия мертва.
Сплошные гениталии.
12/V-1993. Киев
* * *
Шоколадки из Гонконга,
Что во рту, как сахар, тают!
Джинсы! Производства Конго!
Зазывают, предлагают
Нам апостолы торговли
И коммерческие ассы.
Покупай! One Lee and only.
Как стекляшки покупаем.
21/ІІІ-1993. Киев
* * *
О Царю, Отче, Боже мій
Могутній і сумний,
Іже єси, скажи мені,
Не відаю, дурний.
Чому марнуєм вік в тузі
На праведній землі?
Куди завели Русь князі
Великі та малі?
Яких іще чекати орд?
Куди веде нас путь?
Та чути, як регоче чорт,
А Бога щось не чуть.
8/VI-1995. Київ
* * *
Не люблю я тебе, Батьківщино,
За гендлярсько-лихварські діла.
Ти й минуле по вітру пустила
І онуків уже продала.
Пропила у шинках, що й не мала,
Прогула без жида й москаля.
А мене яничаром назвала,
Хоч сама ж, мов ясир, повела
До заморського доброго дяді.
Ноу проблемз ні жить, ні вмирать.
Хоч хатинку купуй у Канаді.
Та за що?
Вже й тебе не продать.
1996. Київ
* * *
Кожній вагітній
гарантію пологів!
Кожній прибиральниці
ганчірку для підлоги!
Кожному пяниці
по цисцерні горілки!
Кожному допитливому
по питанню: що, де і скільки!
Кожному гомосексуалісту
по робочому місцю!
І всякому народу
від того, що має, свободу!
Голосуйте, люди!
Ще й не таке буде!
1/ІІІ-2002. Городня
* * *
Последовать ли мне примеру скотства
Библейского безухого юнца,
И исхитрившись, вырвать первородство
Из глотки брата и из рук отца?
Я, Боже, не приемлю сей морали,
Хотя Твой путь и неисповедим.
В любом из нас до срока дремлет Каин.
Так не буди его.
Ой не буди.
С 15 на 16/ХІ-1996. Киев
* * *
Опять орудий слышен гул.
Кричат воинственно маньяки:
Готовьте бомбы! Караул!
Большевики готовят драку!
Ох, не спешите, господа,
Опять нас загонять в окопы:
Два раза русские полки
Промчались вихрем по Европе.
13/VI-1981
* * *
Давно уничтожают всех,
Кто ищет смысл, о сути бает,
За то, что знают больше тех,
Кто вовсе ни черта не знает.
Гудят ветра из века в век
И жалко полыхают зори.
Чем же отличен человек
От миллиардов инфузорий?
Отнюдь не по его вине
Хранятся где-то там, в серёдке,
В для всех закрытой глубине
Души златые самородки.
Сквозь скопища годов и дней,
И в летний день, и ночью зимней
Прекрасен каждый из людей
Своим особенным, интимным.
Хочу узнать, в чём скрытый смысл
Существования поэта.
Я изучаю сам себя
И сам казню себя за это.
17/VI-81
* * *
Я сейчас ничего не хочу,
Но живу, и люблю, и дышу,
В пыль, под ноги вам сердце топчу,
А взамен ничего не прошу.
Я, конечно, во многом не прав
Жизнь светла и полна красоты,
Но под сенью зелёных дубрав
Всё же вянут и сохнут цветы.
Всё старается выиграть свет,
Все стремятся других подавить.
Что ж, законов иных в мире нет,
Но и слабому хочется жить.
27/VI-1981. Адлер
Памяти Виктора Хары
Окровавленный стадион
Изрыгал груды мёртвых тел.
Он не стал на колени, он
Смело песню последнюю спел.
Он погиб, гордо глядя вперёд,
Он сгорел, но дарил людям свет,
Восходя на свой эшафот.
В мире выше удела нет.
Как вороны, слетясь на труп,
Рассыпая охапки мук,
Палачи не поверили в смерть,
Испугались и мёртвых рук.
Даже мёртвый им страшен стал,
И палач в истеричном припадке
Его тонкие пальцы ломал
В той последней кровавой схватке.
Но певца не убила смерть
Он зажёг миллионы сердец.
И гитара умеет стрелять,
Если держит её Певец!
3/Х-1981
* * *
За них другие делают машины,
Растят им хлеб, возводят им дворцы,
За них стреляют неугодным в спины
Другие, чуть помельче, подлецы.
Они копят ракеты, бомбы, яды,
Не для себя, конечно, для других,
Надеясь, видно, где-то в подсознаньи,
Что кто-то будет умирать за них.
25-27/VI-83
* * *
Чем он думал, этот Билл,
Когда Монику любил?!
А теперь со зла-досады
Пол-Белграда разбомбил...
12/II-1999. Киев
* * *
Наша жизнь коротка.
Хоть печалься, хоть пой
Наша жизнь коротка.
И для храбрости, чтобы схватиться
с судьбой,
Не хватает глотка.
Тленны наши деяния мыслей и рук,
Хоть порой хороши.
Мы хватаемся, как за спасательный круг,
За бессмертье души.
Зу душой ничего,
И в душе ничего,
И без ада горим.
И уносит, уносит его
Бездуховный Гольфстрим.
2/VIII-1999. Киев
* * *
Пылают, рушатся дворцы
И храмы.
Даже пирамиды.
И их нетленные жильцы
В музеях молятся Изиде.
И бронза статуй нарасхват.
Вьетнам металлом закупился.
А рукописи как горят!
Я сам недавно убедился.
И забываются слова,
Как безымянные в могилах.
От мыслей пухнет голова.
Мир хочет жрать. И жрёт, спеша,
И к цели движется заветной,
Столпы и принципы круша.
И слышен только тряск победный...
О как я верил, что смогу
Хоть каплю блага дать вселенной.
Увы, увы мне, дураку.
Всё вечно, лишь искусство тленно.
5/VIII-1999. Киев
После выборов
Эх, люди, люди, прошу вас, поймите,
Прошу вас...
Ну как же вам объяснить-то
Вчера было проще в этом быте вонючем...
С 22 на 23/IX-1999. Киев
* * *
С экранов и газет
Уже с десяток лет
Поток трюизмов:
Маститый журналист,
Политик и бандит
Как после клизмы
Ругает вся земля
Склерозного вождя
Нашли потеху.
Что ж, строить не ломать,
Мол, надо ж исправлять,
Так в чём помеха?
VII-2001. Городня
Одиннадцатое сентября
Подлость и трусость врезались в мужество.
Что победило?
Трудно сказать.
Разницы нет в проявлениях ужаса,
Вряд ли кому-то легко умирать.
Вряд ли и сам процесс умирания
С сотнями тысяч былых смертей
Демократичнее и гуманнее
Был в отношеньи багдадских детей.
Клинтоны, Буши, Хусейны, бен Ладены
Все отсидятся в своих бункерах,
Глупым железом так и не найдены.
Гибель удел простых работяг.
С 22 на 23/IX- 2001. Городня
Фридону Кутелия
Му го рек, амханаго,
Как, дружище, живёшь?
И живёшь ли?
Война ведь, мерзавка,
Как огромная и ненасытная вошь,
Всё б ей жрать,
Никого ей не жалко.
Промываешь ли кровью морщины Земли
Или мам примирил своё грешное тело?
Ведь Апсны утопает в картвельской крови,
В апсуанской крови Сакартвело.
И такой ты далёкий теперь, закордон,
И так много знакомые наши друг друга убили...
А ведь мы с тобой молоды были, Фридон.
Помнишь?
Мы с тобой молоды были...
1-2/ХІІ-1996. Киев