Олег Мартыненко
Стихи
Удивительный мир
* * *
Я мріяв про галактики далекі,
Про зорі мерехтливі в вишині,
Ночами снились зоряні лелеки...
Лише тепер відкрилося мені,
Що на землі палають дійсні зорі,
Усе життя ходжу я серед них,
Дивлюсь у вічі, мов кришталь, прозорі,
Мільйонів різних всесвітів земних.
І в кожному є щось неповториме,
Яскраве й незбагненне в грудях бє,
Є щось від інших сховане, незриме,
Щось незабутньо дороге, своє.
І кожен раз знаходиш дещо знову
Під сіро-непомітним тоном фарб.
Не все відкриє погляд поверховий,
Зирни в глибінь
відкриєш справжній скарб.
1980. Адлер
* * *
Из-за мягкого угла облака
Выглянуло почти весеннее солнышко,
Смешное и кривоногое,
Как маленькая девочка,
Что топает за мамой
Неуклюже.
И пусть это сентиментально,
Но мне хочется взять его на руки,
Прижать к себе
И никому-никому...
Как будто кто-то может его отнять.
1989
Дорожка
Вот по этой кирпичной дорожке,
Утверждая своё бытиё,
Чьё-то детство протопало ножками,
Как когда-то ходило моё.
По лесам и пустыням нехоженым,
По мостам через водную гладь,
По дорогам, ещё не продолженным,
Этим ножкам придётся шагать.
Он забудет дороги планеты,
Что изъездил и избороздил.
Но навеки запомнит вот эту,
По которой он в детстве ходил.
Напечатано:
Сiльськi новини от 26.XII.81
* * *
Вечное чудо весны!
Тридцать шестой раз ты бесцеремонно
Врываешься в меня,
Заставляя задыхаться от восторга,
Следствие которого
Недостаток мыслей и избыток чувств.
Какими же влюблёнными глазами
Смотрит сквозь меня
это юное чистое создание!
А сердце всё равно готово разорваться.
И первая заметная седина
Никакого отношения к бесу в ребре не имеет.
Просто весна.
А девочка эта красива.
И взгляд этот не мне,
И улыбка не мне,
Я улыбаюсь в ответ.
Впрочем, вопроса не было.
Просто весна.
Я смешон? Может быть.
Но какое же это счастье быть таким смешным!
Значит я ещё жив,
Раз чувствую красоту,
Значит ещё не старик, хоть дело идёт к тому.
Но красота она потому и красота,
Что и для ребёнка, и старика одинакова.
IV-1996. Киев
* * *
Мы, чем глубже вгрызаемся в жизнь,
Вспоминаем всё реже и туже
Тот удивительно солнечный мир,
Мир, где морем становится лужа,
Где случается всё только вдруг,
Где чисты и открыты всегда мы,
И где нету нежнее рук,
Чем надёжные руки мамы.
Этот мир, как живая вода,
Отсверкав чудом в струйках светлых,
Покидает одних навсегда,
А к другим возвращается в детях.
* * *
Что входит в понятие счастье?
Квартира, машина, семья.
И просто красивая женщина,
Пока она не твоя.
Возможно, немного нахальства,
Чтоб в грязь не ударить лицом.
Несмелая дружба с начальством.
И фильмы с индийским концом.
Дешёвые джинсы и батники
От моды бы не отстать,
А также немножко романтики,
Но чтоб не мешала спать.
И если когда-то случится
Воробышка изловить.
Не всем же перо Жар-Птицы
Дано на земле находить.
9/ІХ-1987
* * *
Весело шелестит листва куста.
От ветра и тёплых запахов кружится голова.
И как-то слишком быстро и неожиданно
после лета
Наступает
Тридцать первое августа
И постепенно осень вступает
В свои права.
И это даже не страшно, а интересно
И красиво.
Но, Боже небесный,
Как грустно тлеют в багровом закате
Облака
И спелые сливы.
А листья,
Эти глупые глаза весны,
Ещё смеются, веря и не веря
Аккордам,
Что рождают ветры-клавиши.
А это голос неотвратимой будущей потери.
Хотя им нечего терять.
Им теряться в один из дней,
В один из отпущенных ста,
И каждый надеется, сорвавшись,
Просто долго падать, а не умирать
Тридцать первого августа.
31/VIII-1989
Матерi
Дуже вузеньку, ще без загати,
Згадую, наче ввi снi,
Рiчку Чибриж бiля нашої хати,
Що розлилась повеснi.
Моє дитинство у бiлiй панамцi
Бiгає вздовж берегiв
I рученята простягує мамцi:
Мамо, я щастя зустрiв!
Марно я мрiю: та рiчка i хата
Схованi десь вдалинi.
Там мене жде посивiлая мати...
Гiрко i сумно менi.
Мамо, не жди, не вернусь я нiколи,
Я вже не той, що колись:
В серцi не тi уже мрiї i болi,
В душу менi подивись.
Нi, вже нехай: я приїду до тебе
В серцi не згасла любов.
Нiжно притисну тебе я до себе:
Мамо, я щастя знайшов!
21.XII.1980. Адлер
Родина
В тени от исторических событий,
Вдали от перегруженных дорог,
Врагов нашествий,
Гениев наитий
Живёт провинциальный городок.
Сюда доходят только отголоски
Да долетают щепки иногда
Оттуда, где трибуны и подмостки
То строят, то ломают города.
А здесь разводят кур,
Выходят замуж,
Живут,
Как могут, строят свой уют,
Рожают редко, чаще уезжают,
И страшно пьют.
А после страшно мрут.
Отстраивают сломанные храмы
И не крадут со стройки кирпичи.
И бывшие райкомовские хамы
В них святят от дворцов своих ключи.
Столичный гам тут не найдёт огласки.
Работа дом базар из года в год.
И то, что Сашка дал по морде Ваське,
Важней того, кого избрал народ.
А ночью тишь.
Двенадцать очень поздно.
И освещенья нет.
Но звёзд не счесть.
И что мне делать, если эти звёзды
Нигде так ярко не горят, как здесь.
1-3/ІХ-1994. Городня
* * *
Тополь тащат комлем вперёд.
Визг пилы дефицитной Дружба.
Осторожно!
Сейчас упадёт!
Не зевай!!
Городская служба.
Подмороженная земля.
На лице от тумана сырость.
Просто падают тополя,
Под которыми я вырос.
Голубые корабли
1
Мне снились голубые корабли
С огромными в пол-жизни парусами,
Но как-то незаметно проплыли
Перед моими сонными глазами.
Не знаю может, это знак судьбы,
Хоть и не верю этим бабьим вздохам,
Но я о них уже почти забыл,
Запутавшись в любви и суматохе.
Мы знаем нефтью залит океан
И неоткрытых нет уже америк,
Нажми на кнопку и телеэкран
Тебе откроет самый дальний берег.
И вся планета вдоль и поперёк
Истоптана, излётана, изрыта,
Из космоса б любой увидеть смог
Всё, что в земле веками было скрыто.
Итак, всё ясно, в мире нет чудес,
Куда ни кинь направо и налево
Из целлюлозы сделан этот лес,
А море из таблицы Менделеева.
Нам кажется:
Над прозою земли
Оптическая проза небосклона.
А это голубые корабли
Плывут, неотличимые от фона.
1989, Городня
2
Положительные вопросы
Погребают эмоций прах.
Мы давно никого не носим
Ни на крыльях, ни на руках.
Мы давно ни во что не верим,
(Разве в доллары если есть
Да в бронированные двери)
И какая там, к чёрту, честь.
И с тоской, как с петлёй на вые,
Я гляжу, как тают в дали
Корабли мои голубые.
Не мои уже корабли.
7/V-2000. Киев
Дма
Всё тот же воздух, те же капли
Росы на стебельках травы,
И год тому назад, не так ли,
Здесь на углу встречали вы
Меня, столичного приблуду,
Нарушившего свой обет
Не уезжать вовек отсюда...
Неугасимый звёздный свет
Повис над шиферною крышей
И, как в кристаллах, отразясь
В окошках маленьких домишек,
Поджёг и уличную грязь.
Не так, как на трамвайных рельсах.
И, вслушиваясь в тишину,
Фонарь влюблённый засмотрелся
На одинокую луну.
II
Я дома, я дома, иду неспеша,
Хватаю глазами стрелу камыша,
Зелёный осинника полумрак.
Работай, мой брат, фотоаппарат.
Хотя бы частицу родной тишины
Свезу я в столицу
Тайком от жены.
Я, перебежав через радуги мост,
Целую кудряшки у юных берёз.
Родное
Где-то там, далеко-далеко
Сосны кронами трогают небо.
Воздух пахнет парным молоком.
Шум шагов на ветру.
Шорох хлеба.
Я его никому не отдам,
Этот мир, где родился и вырос,
Где поют соловьи по кустам,
Где дождей зябковатая сырость.
Он единствен, у каждого свой,
Мир, где запахи леса и детства.
Купол неба висит голубой,
А под ним дорогое наследство.
Я его никому не отдам.
Но не надо сопеть, что я жадный.
Это всё, что моё, что я сам,
И единственное, что мне надо.
Я из памяти весь состою.
...Звон капели...
И ласковый вечер...
Вспоминаю и вновь узнаю.
Что ещё есть дороже на свете?
Запах детства он нежен и прям,
Словно сердцем коснулся котёнка.
В мыслях хмель и прятная пьянь.
И желанье расплакаться звонко.
* * *
Не часто прощаюсь я с домом,
И после приходится мне
Грустить по лицам знакомым,
Но часто в мечтах и во сне.
Я вижу далёкие страны,
И звёзды, которых не счесть,
Тревоги, которые будут,
И счастье, которое есть.
Песчинка в стене мирозданья,
Я слышу сквозь толщу веков
Забытых народов преданья
И шум неоткрытых миров.
Мечты остаются мечтами,
А жизнь всё идёт и идёт.
12.III.1980 г.
* * *
Давайте жить, друг друга уважая,
Не превращая свою гордость в спесь.
Любя себя, мы часто забываем,
Что у соседа тоже гордость есть.
Уметь прощать случайные обиды
И даже оскорбления порой
Труднее, чем в безудержном порыве
Друг другу ранить сердце слов игрой.
Легко ответить кукишем на кукиш,
Чужую честь не ставя ни во грош...
Но жизнь не обувь, новую не купишь,
Когда истопчешь всю и изорвёшь.
* * *
Городов несмолкающий гомон.
Шелест листьев, едва уловимый.
Стук колёс под трамвайным вагоном.
Голос сердца.
Реальный и мнимый.
Снов цветных безалаберный трепет.
Ласка ветра, что мчится, играя.
Эта жизнь проще пареной репы
И сложнее, чем репа живая.
VI-1984. Донецк
* * *
Не из парадов пёстро-многолюдных
И не из красочных надежд и снов,
Нет,
Счастье жить рождается из будней,
Из тишины обыкновенных слов,
Тех слов, что не едят глаза плакатом,
А тихо шепчут шорохом листвы.
Они скромны, неброски, не крылаты,
Но их заслыша, знаем живы мы.
VI-1984. Донецк
Ещё одна история
Еврейская улица.
Пятьдесят лет назад
Здесь жили жестянщики,
Сапожники, портные,
И раздавался стук
Их молотков, молоточков,
Зингеров и наковаленок.
До сих пор здесь стоят
Их маленькие домики
С бесчисленным множеством
Комнаток и комнатёночек,
Закоулков и закапелочков.
Теперь здесь живут совсем другие люди.
Много лет назад
Одна старушечка, баба Роза,
Пархатенькая-пархатенькая,
Всегда угощала меня
Конфеткой или пряничком,
Когда я шёл из школы,
Улыбаясь ласково
И гладя по головке
Маленького украинца,
Родившегося на еврейской улице
И говорящего по-русски.
Она давно уже
Под нежным крышком своего Яхве,
Единого и неделимого.
А от её улыбки
Осталась только узенькая
Красная дорожка из старинных кирпичиков,
Местами исчезнувшая,
Местами превратившаяся в асфальтовую...
Вот и вся история.
11/I-1992. Киев
* * *
Белая метель чем-то неземным землю замела.
Кутая, как в шаль, всё в метельный дым.
И белым-бела.
То ли миллион белых-белых кур бросили насест,
То ли ждут судьбы у седой зимы тысячи невест.
Но проходит день. К тёплому окну
подступает ночь.
Звонкие дрова, весело треща, поглощает печь.
Тихо и тепло. Пламенеет жар и горит щека.
Белая метель просится под дверь голосом щенка.
26/XII-1990. Городня
* * *
Красота цветка
Или женщины,
Или леса, что вдалеке...
Мир мой нежный,
Мой переменчивый,
Я откланяюсь
Налегке.
Я не буду спорить-доказывать,
Кто был прав, а кто виноват.
Мир мой юный,
Мой недосказанный,
Я сюда не вернусь опять.
Пусть поют твои птицы майские,
Тянут руки к небу ростки.
Мне не надобны кущи райские,
Лишь бы только остался ты.
Ни к чему мне награды барские
Пусть достанутся холую.
Мир мой трепетный,
Мир мой ласковый,
Я люблю тебя.
Я люблю...
13/I-2000. Киев
* * *
Пусть года пролетают
И всё невозвратно меняют,
Пусть уходят друзья
И любимая мимо идёт
Я люблю каждый камень,
Что здесь в эту землю врастает,
Я люблю каждый дворик
И ветку, что в небо растёт.
Городня, Городня,
Городок мой невзрачный и древний,
Я тебя променять
Никогда, ни за что не смогу
На любой городище
С лукавым обличьем царевны,
Заглушая тоску
За удачей своей на бегу.
1985. Городня
Бессмертие
Я не видел лица, только сердцем почувствовал: он.
Ложит камни на стройке и крутит баранку Камаза,
Улыбается, глядя на нас, светлой радостью полн,
Как друзьям, даже тем, с кем не мог повстречаться
ни разу.
Его имя хранит каждый угол и каждый забор,
Каждый дом, даже те, что построены только
недавно.
И Чибриж, низвергаясь со шлюза, шумит:
Христофор.
Черноус это ноги прохожих стучат каблуками.
Вместе с нами идёт он со смены по улице той,
Где бегут после школы, махая портфелями, дети,
По которой ушёл в свой последний решительный
бой,
Как обычный боец, чтоб вернуться героем
бессмертным.
19/ІХ-82. Городня
* * *
Переполненный мятым народом
И глухим недовольством вагон,
С Новым годом тебя, с Новым годом!
Лишь бы не обманул тебя он.
Лишь бы женщина, рядом присевшая,
Насовсем не забыла о том,
Что был мальчик слегка обгоревший
И смотревшийся чудаком.
Тот, который в заботах сгорая,
Накануне не больше того,
Не узнал её в этом трамвае.
И она не узнала его.
Не забудьте друг друга, не надо,
Не искупиться вам этот грех.
Ничего, что одни только взгляды
От деньков вспоминаются тех.
Этот мальчик, слегка облысевший,
Никогда не вернётся назад.
Но судьбы не кончаются рельсы
И на стыках ритмично гремят.
Между вами супруги и вьюги,
И большое количество стен.
Но
Вы немножко любили друг друга,
Ничего не имея взамен.
28/ХІІ-1993. Киев
Удивительный мир
Мы, чем глубже вгрызаемся в жизнь,
Вспоминаем всё реже и туже
Тот удивительно солнечный мир,
Мир, где морем становится лужа,
Где случается всё только вдруг,
Где чисты и открыты всегда мы,
И где нету нежнее рук,
Чем надёжные руки мамы.
Этот мир, как живая вода,
Отсверкав чудом в струйках светлых,
Покидает одних навсегда,
А к другим возвращается в детях.
* * *
Люблю я улицу-метелицу,
Где, вслушиваясь в тишину,
Фонарь влюблённый засмотрелся
На одинокую луну.
Люблю бродить, слегка касаясь
Своей душой её груди,
О большем и не помышляя,
Хотя в мечтах шепча:
Приди.
І-1985
Возвращение
Мне милы эти низкие улочки и переулки,
Невысокие домики, мирно стоящие в ряд,
Строй фонарных столбов, как солдат
на вечерней прогулке,
И почти возле каждого домика
маленький сад.
И печально немножко, что там, где я бегал
мальчишкой,
Задымила труба и шумят заводские цеха.
А от школы остался один лишь невзрачный
домишко.
Наступившая новь хоть его пощадила пока.
Нет трёх стареньких лип, что под ними
мечтал я о далях,
Здесь сейчас котлован,
Это строится новый детсад.
И мне грустно,
Хотя и понятно, что это неправильно
С каждым годом моя Городня
хорошеет стократ.
12/ХІІ-1981
* * *
Кораблики я строил из газет
И отправлял с весенними ручьями
В необозримо бесконечный свет,
Который мы себе рисуем сами.
И их влекло неведомо куда.
Они застряли где-то среди хлама,
Пораскисали. Но несла вода
Один из них, возможно, к морю прямо.
Ещё журчат прозрачные ручьи,
Хоть их сушили неудачи злые.
Ещё плывут мечты мои шальные,
Кораблики бумажные мои.
Их всё несёт весенняя вода,
Они со льдом сражаются отважно...
Пойдём, я уведу тебя туда,
Куда поплыл кораблик мой бумажный.
23-24/VI-1983
Миг
Живём среди шума больших городов
И в тихом потоке лесных ароматов,
И нас окружает то грохот станков,
То тихая нежность багровых закатов,
Прозрачное пенье весенних полей
И залпы войны на огромной планете.
Но самое главное в жизни людей
Причастность к тому, что творится на свете.
Бег времени быстрый. Он неумолим.
Всё то, что считаем мы добрым и милым,
Интимным своим, бесконечно родным,
Всё станет далёким и даже постылым,
Не стоящим выеденного яйца,
Достойным всего лишь исчезнуть
бесследно.
Спешите прожить свою жизнь до конца
Так, чтоб не успеть ощутить себя
бедным.
1-2/І-1982
* * *
Белый парус мечты и надежды
Нас уносит к чужим берегам.
Даль чиста, облака белоснежны.
Разве может привидиться нам,
Что бывают жестокие штормы,
Рифы, мели и плотный туман?
Мы спешим дать ответ себе:
Кто мы?
Доверяясь прозрачным волнам.
Мы не верим в стихии жестокость.
Только ей наплевать на мечты.
Нас не видит лазурное око
Бури с призрачной высоты.
И скользя со вскипающей кромки,
Не надеясь доплыть до земли,
Мы хватаемся за обломки
Нашей маленькой утлой ладьи.
Чтоб однажды в пустыне безбрежной
Вдруг заметить сквозь радость и стыд:
Чей-то парус с мечтой и надеждой
Над бурлящей пучиной летит.
4-5/ІІ-1983
* * *
Города, городишки и просто посёлки,
Где когда-то живал или просто бывал,
Развлекаясь, по делу, случайно, без толку,
Где работал, влюблялся, гостил, бедовал.
Ни о чём не жалею что было, то было,
Время, словно река, не воротится вспять,
Не вернутся ко мне мои юные силы.
Но глаза закрываю и вижу опять
Города, городишки и просто посёлки...
С ними я свою радость и горечь сливал
И искал своё место под солнцем, да только
Ни черта не нашёл, а себя потерял.
Не чужак в этом мире и не иностранец,
Я щемящую грусть в своём сердце носил,
Как один из огромного множества пьяниц,
Волокущих судьбу по дорогам Руси.
12/ІХ-1983
* * *
Красота это всё, что дарует нам радость,
Что хотя бы на миг нам изведать дано.
Тело женщины,
Мёда душистая сладость,
Самый первый цветок
И, возможно, вино,
Если только оно от беды отвлекает
Тишина,
Смех котёнка, ловящего хвост.
Красота это то, что людей побуждает
Делать жизнь,
Ничего, что в итоге погост.
Я люблю красоту, но живую, без фальши.
Так посмотришь вокруг
суета,
маета.
Но смотрю и надеюсь
я снова тот мальчик,
Что не знал ни черта,
Но кричал:
Красота!
Красота это часть пониманья,
и даже
Непонятность, зовущая:
Ну же! Пойми!
Это краски и линии лиц и пейзажей,
Что однажды нас делают просто людьми.
Это к другу везучему нежная зависть.
Непредсказанность встреч
И пути твоего.
Красота это всё, что дарует нам радость.
Остальное не в счёт.
Остальное дерьмо.
С 22 на 23/І-1988
Ночная лужа
Бездонны ночи, как провал,
И не видать нигде ни зги,
Как будто свет висеть устал,
Упал,
Разбился вдребезги
И не осталось ничего.
Лишь там, где эхо мечется,
Над головой и под ногой
Блестят осколки вечности.
Х-1989
* * *
Никогда я не был на Таити,
Никогда кокосов не жевал.
На Самоа,
да чего таить и
На Гавайях тоже не бывал.
Не встречал меня туманом Лондон,
Не кричал: Шолом! Иерусалим.
Для Козятина я, видно, создан.
Впрочем, не встречался я и с ним.
Без меня смеётся где-то море,
Где в диковинку Полярная звезда.
Никогда я не был на Босфоре.
И уже не буду никогда.
23/VII-1994. Киев
* * *
На свете много одиноких женщин.
Узнать такую можно по глазам,
Которые предательски трепещут,
Испуганно прицеливаясь к нам.
Хоть на лице лишь скука и зевота.
Мы отвечаем прозой.
Где нам знать
Она одна, и ей рожать охота,
Да чтоб не одного, а целых пять.
Или ещё:
Чему-то вечно рада
И весела, отчаянна а что?!
Мы говорим ей только это надо.
А ей не столько это, сколько то.
Свистят слова небрежные людские.
Стоят, как у позорного столба,
Две женщины,
Две разные такие,
А вот гляди-ка ж ты одна судьба.
И путь обеих общей метой мечен.
И не дай бог надежду потерять...
На свете столько одиноких женщин,
Что кажется
я в чём-то виноват.
5/VIII-1986. Городня
* * *
Шелестящее золото клёнов,
Оголённые руки берёз
В синем небе раскинуты сонно.
Мне родиться средь них привелось.
Тишина. Разодетая осень
Грустно смотрит в меня из ветвей
С жёлтых листьев унылою проседью
Огоньками рябинных кистей.
Я стою под деревьями сонными,
Тишиной переполненный весь,
И кляну свою жизнь непутёвую,
И люблю заколдованный лес.
2/X-1981
О счастье
Если ты кому-то нужен
И в тебе живут мечты,
Если ты с собой не дружен,
Это значит счастлив ты.
Счастье это быть сегодня
Лучше, чем ты был вчера,
Это значит быть красивым
И в поступках, и в делах.
Это право на ошибку.
Это право на ответ.
Это право на защиту,
Если всё ж ошибки нет.
Это скопище сомнений
И борьбы с самим собой,
И удач, и огорчений,
Что нахлынули гурьбой.
Быть счастливым
Это значит
Быть своим среди людей,
Через толщу расстояний
Чувствовать тепло друзей.
Быть счастливым
Значит верить,
Что живёшь ты ради них.
Быть счастливым
Значит видеть
Результат трудов своих.
Быть счастливым
Значит счастье
Остальных людей хранить,
Видеть солнце и ненастье,
Быть любимым и любить.
Быть счастливым
Это значит
Честным быть
И честно жить.
22/XI-1981
Гимн смеху
Пусть звонким смехом все люди зальются,
И в городах, и в тиши дальних сёл.
Мне по душе, когда люди смеются,
Но не тогда, когда вешают псов.
И не тогда, когда бьют в переносицу,
И не тогда, когда нож тебе в бок,
И не тогда, когда сытый, откормленный
Рвёт у голодного хлеба кусок.
И не тогда, когда платье срывая,
Жадно рыча и глотая слюну,
Зверскую похоть удовлетворяя,
Трое по кругу пускают одну.
Пусть все хохочут от доброго, светлого
Счастья, что бьётся, как птица, в груди,
Но никогда не привыкну я к мерзкому
Ржанью при виде страданий чужих.
Или когда (даже если в Америке),
Выкурив плотно забитый косяк,
Бьются в прокуренной липкой истерике.
Чем так смеяться уж лучше никак.
Пусть во все поры, в любую погоду,
На всей планете, понятный для всех,
Без модуляции и перевода,
На зло жестокости катится смех.
26/ХІ-1981
Диалектика
Что-то я не люблю в этом мире,
Что-то в мире не любит меня.
Вряд ли фактов простой констатацией
Я кого-то смогу удивить.
Отрицания, противоположности,
Диалектика в общих чертах,
Ну, а если в изящной словесности,
Но без лишних словес
Нелюбовь.
Вот, пожалуй, единственный двигатель
Всех процессов, явлений и сил,
Устремлений и дум человеческих,
Да, пожалуй, и действий Творца.
Нелюбовь.
Не вражда или ненависть
Нелюбовь.
А любовь это так,
Только частность,
Локальная видимость
Равновесия нелюбви.
Можно опровергать и доказывать
Длинно, скучно, пока не стошнит,
Чем мы, в общем-то, и занимаемся
С той поры, как сказали: Люблю,
В первый раз
И впервые задумались
О себе и о том, что вокруг.
Неизбежно одно утверждение
Перечёркивается другим...
Только глядя на дочку, я немощно
Ничего не могу утверждать.
Я люблю эту милую девочку
Так взаимно, что страшно дышать.
27/VII 7/IX-1998. Киев
* * *
По глазам узнают любовь,
Если только любовь настоящая,
Всё расскажут глаза горящие,
И не надо красивых слов.
А слова во всех землях разные,
Где люблю, где эс сирум эм,
Эта фраза понятна всем,
Если сердцем она подсказана.
Взгляд прямой недоступен измене,
Прячут взгляд значит в чувстве изъян.
Ведь без слов с Айсидорой Дункан
Изъяснялся Сергей Есенин.
И не надо красивых слов
Всё расскажут глаза горящие,
Если только любовь настоящая.
По глазам узнают любовь.
15/ІІ-1982
ХХ век
Всё так нестойко и непрочно
В безумный наш двадцатый век.
Трясёмый в такт эпохе, точно
Ты робот, а не человек.
Осталось рыться нам в эфире,
В надежде что-то откопать,
С работы в конуру квартиры,
Взгянуть футбол, читнуть и спать.
Глотать убийственное зелье,
Собравшись дружно по рублю,
И гоготать, не для веселья
Чтоб скрыть растерянность свою.
Всё это так. И пусть нелепо,
Но я душою не кривлю,
Доказывая, что всё это
За что-то всё-таки люблю.
Чудно, но если бы мне дали
Вселенной вечность всю и ширь,
Я ни на что не променял бы
Ни этот век, ни этот мир.
9/ХІІ-83
* * *
Мы упорно желаем вечности.
Только где она? Где она?
Наша сущность от звёздной млечности
До соплей в мир закована.
Но гордыни прекрасной жжение
Норовит расшатать удел:
Смерть в отсутствии продолжения
Наших тел и, возможно дел.
Постоянна лишь бифуркация
Непредсказанности стихий.
Разве Бог...
Да и тот меняется
Всем писаниям вопреки.
17/XII-1998. Киев
Почти по Талькову
Наверное, у всех
есть маленький мирок,
Деревня, улица ли, парка уголок,
Любимые глаза,
страницы детских книг,
Проплывшие года
или короткий миг,
Где счастье так легко
и так реальны сны,
Как чистая капель
кочующей весны,
Нет прошлого ещё,
лишь будущего даль,
Заботы ни о чём
и ничего не жаль.
А вне мирка никак,
как будто нет его,
Лишь ветер, холод, мрак
и больше ничего.
6/Х-1998. Киев
* * *
Б. Окуджаве
Сюжет избит
и фабула
достаточна стара,
И дама пик
угадана,
и голубь из ведра.
Как мы всему старательно внимали,
Но мало что всерьёз воспринимали.
Сюжет избит,
не верится,
но чудится подчас:
Земля стоит
и вертится,
и это всё на нас,
Так красочно, что впору рассмеяться.
Но вряд ли стоит этого бояться.
13/IV-1999. Киев
* * *
И кому рассказать
как же я не желаю
Принимать этот мир,
И
его принимаю,
Все его квазизвёзды и чёрные дыры.
Я ведь сам
порождение этого мира,
И как это ни странно,
отчасти
создатель.
Не как автор, однако,
а как бы издатель.
Так что возмущаться, в общем-то
грех.
С 24 на 25/XI-1999. Киев
* * *
Уважаемые дети,
Не пишите в туалете,
Ничего занятье это
Вам хорошего не даст.
И девчонки, и мальчишки,
Почитайте лучше книжки,
Поиграйте в кошки-мышки
И попейте морс и квас.
Папам, мамам помогайте
И с собачками гуляйте.
Разве нет у вас собак?
Не пишите, бога ради,
Ведь у вас же есть тетради.
В детстве все плохие дяди
Поступали точно так.
12/VI-2002. Городня
* * *
Чьё б остриё ни сверкало в бою
над угрюмостью поля,
Что бы ни слышалось нам
в звоне ненужных побед,
Поле тогда лишь и поле,
когда на нём хлеб вырастает,
А не бурьян пустозвонства мечей
в тщетном поиске славы.
Цезари и чингисханы падут
на увядшие лавры,
Хоть и оставят истории
имя в кровавой строке.
Но никогда не увянет ржи колосистое море
И не умолкнет в веках пенье слепого Гомера
Это ли не утвержденье бессмертия тела и духа?
Это ли не утверждение жизни, хоть бренной,
но вечной?
4/I-2004
Дудочка сентября
Снова и снова забытый звон
Памяти рвёт уют.
Жёлтые клубы застывших крон
Вздыбятся и умрут.
И отголоски прекрасных мук
В пальцах гудят не зря,
Только ударит по сердцу звук
Дудочки сентября.
Было и не было. Нет его
Кривит умом душа.
Лишь бы не вспомнилось ничего,
Лишь бы тоска ушла.
И хоть какой по счёту апрель
Буйствует, сном паря,
Где-то под кожей чуть слышно трель,
Дудочка сентября.
Вертит тихонько за кругом круг
Голову чувств порыв.
К счастью, я, видимо, с ней умру,
Так и не позабыв.
И, может быть, как великий грех,
Вечную жизнь даря,
Даст мне прощенье тайком от всех
Дудочка сентября.
С 27 на 28/IV-1995. Киев
Пробуждение
Как рукотворен горизонт
За призрачными окнами.
Шипит дождя аэрозоль.
И свет какой-то скомканный
Протиснут мыслью из дыры
Небес, что сном проколота.
И ярко-чёрных туч миры,
Очерченные золотом.
Как бесконечен этот миг
Над бездной созерцания,
Пока рассудок не постиг,
Что в роли мудреца не я,
Пока случайный взгляд скользит,
Как вздох, из центра темени.
И чакры колесо скрипит
В пространстве.
И вне времени.
4/VII-1995. Киев
Подражание древним
1
Юности страсти угаснут, как гаснет очаг, догорая,
Если в него не подбросить надежды
смолистых поленьев.
Нечему радоваться и бессмысленно верить
во что-то,
Нету ни бед, ни потерь свет и тень нераздельны.
Если и есть что-нибудь настоящее
в нашей планиде
Это случайность рождения
и неизбежность кончины.
Всё остальное тщета, ведь ни деньги, ни счастье,
ни славу
Вечно в руках не удержишь и в гроб за собой
не потащишь.
Мудрость ли это, дарованная многотрудным
и грустным
Опытом жизни иль просто усталость не знаю,
Только когда начинаешь встречать равнодушно
и тупо
Солнца восход и закат, наблюдать красоту
и уродство
Признак ли это того, что утеряно важное нечто
Или же наоборот это главная в жизни находка?
2
Чьё б остриё ни сверкало в бою над угрюмостью
поля,
Что бы ни слышалось нам
в звоне ненужных побед,
Поле тогда лишь и поле, когда на нём хлеб
вырастает,
А не бурьян пустозвонства мечей в тщетном
поиске слав.
Цезари и чингисханы падут на увядшие лавры,
Хоть и оставят истории имя в кровавой строке.
Но никогда не увянет ржи колосистое море
И не умолкнет в веках пенье слепого Гомера
Это ли не утверженье бессмертия тела и духа?
Это ли не утверждение жизни, хоть бренной,
но вечной?
1989. Городня
Рубаи
* * *
Жизнь несёт мою плоть по камням перемен.
Всё, что было и есть, превращается в тлен.
Я не стал бы грустить по минувшему детству,
Если б сына мне жизнь подарила взамен.
* * *
Что землёй рождено,
Не уйдёт в никуда.
Остаются в земле люди и города,
Уплывая то в прах, то в легенды, то в память.
А куда уплывает вот эта вода?
* * *
К тайнам вод и небес, к тайнам звёзд и земли
Мы за тысячи лет все разгадки нашли.
Только к тайне живого стучащего сердца
Ни единой разгадки найти не смогли.
1988. Городня
* * *
Земля есть грязь, я заключил весной.
Земля есть прах, подумал в летний зной,
Она черна, цветы на ней вот диво.
Но и цветы становятся землёй.
* * *
Два брата спорили, кто любит мать сильней.
Промчалось в споре много долгих дней.
Пока же они ссорились и дрались
Мать умерла в тревоге за детей.
С 22 на 23/III-1996. Киев
* * *
Что звёзды, ну, подумаешь мерцают,
Кряхтел старик, болячки проклиная,
Забыв о том, как сорок лет назад
Глядел на небо, глаз не отрывая.
* * *
Кто не видел и в мыслях далёких краёв,
Даже грязью своей упиваться готов:
Что моё хорошо, потому что привычно.
И ворона поёт, там, где нет соловьёв.
С 23 на 24/III-1996. Киев
* * *
Из всего, что мороз свом мором не выжег
Из травинок, из глаз жизнью молодость
брызжет.
Если страшный наш мир красота не спасёт,
То хотя бы пробудит желание выжить.
7/IV-1996. Киев
* * *
Я проклинаю жизнь за всё, что отняла,
Я не люблю её за всё, что не дала,
И трудно угадать, что станется со мною, но
Я всё же благодарен жизни, что была.
22/Х-1998. Киев
Подражание японскому хокку
* * *
Я иду домой,
Где меня с нетерпением
Молча ждёт никто.
* * *
В бездне памяти
Тонет и твоё лицо,
Как звезда в ночи.
* * *
Сколько будет лет,
Если будет всё, как есть,
Но не будет нас?
* * *
Может, правда, жизнь
Это лишь зелёный всплеск
В кроне космоса?
* * *
Миг умирает.
Уплыла и минута.
А свеча горит...
1989. Городня
Танка
* * *
Там, где ребёнок,
Даже пахнет особо,
Пахнет таинством
Этой мудрой природы,
Что живёт в бесконечность.
* * *
Я живу в мире
Где-то рядом с тобою.
Но ведь и я мир.
Я хочу, чтоб ты видел
Мой мир своми глазами.
1989. Городня
* * *
Свернулась города громада
В клубок лохматых колких дней,
Просторный холод белым взглядом
Накрыл безлюдье площадей,
Ни тьмы, ни света.
В полумраке
Застрял случайный мутный луч.
Бездомный вой глухой собаки
Шуршит по дюнам бледных туч.
Желеобразный ветер тщится
Хотя бы раз перелистнуть
Окаменелую страницу
Остановившихся минут.
* * *
Распознаю
И опаздываю
Вечно и куда-то
Так и не распознав
А там уже что-то новое
И досада брызжет в лицо
Прощальным выхлопом отходящего автобуса.
С 5 на6/XI-1994. Киев
* * *
Ещё не настала пора примиренья,
Когда ни тепла, ни пощады не жди.
Ещё зеленеют трава и деревья.
Лишь ночи прохладней и чаще дожди.
И можно какое-то время поспорить
И верить, что завтра ещё не вчера.
А осень уже засыпает мой город
Искрами будущего костра.
IX-1989. Городня
* * *
Зима.
Пустая холодная тьма
Шевелится и сводит с ума.
Краду
У ночи до завтра звезду
И такую несу ерунду.
Опять
Прошедшее перебирать?
И так много бы надо сказать...
А тут
До завтра всего пять секунд,
И часы полуночные бьют.
18/I-1989. Городня
Пейзаж
Облетели листвой пожелтевшею
княжьи палаты сна.
Их уставшие дворники в кучу сгребли,
как отбросы.
И надежды дымят, а горели так ярко
и радостно.
Дом, где было тепло, предназначен властями
под снос.
Лужи стынущих чувств, терпеливых,
как улицы старые.
Безобразие душ, ждущих преображения
каст.
Мысли хмурой цепочкой, как будто
сдавать стеклотару, и
Надо всем синева,
Что одна никого не предаст.
1992. Киев
* * *
А.Крестинину
Как случайно забытый в лесу
небольшой костерок,
Среди тонких, зыбучих болот
угасал хуторок.
По унылым дворам пробежала
недобрая весть:
Тот, кого ждут две тысячи лет,
не появится здесь.
Кто поверил, кто нет.
Запасли по поленнице дров,
Накидали стога для своих беспородных коров,
Насолили грибов,
Бабы сели за шерсть и носки,
Да заквасили браги, чтоб не помереть от тоски.
По привычке глаза обратили к сырым небесам.
Из опаски поставили свечи к святым образам,
О которых забудут опять, как сугробы сойдут
И грачиные крики хорошую весть принесут.
Пережить холода...
И не ведал о том хуторок,
Что в их топи и хляби, как в зеркало,
смотрит сам Бог.
Равнодушен к псалмам и лампадам.
И чужд образам.
Лишь улыбка слегка прикоснулась
к усталым глазам.
14/I-1994. Киев
* * *
Ночь тряслась в ознобе
Тревожного ожидания.
Она уже знала то,
Чего ещё никто не знал.
И капли холодного пота
Искристыми росинками
Сверкали в лунном свете
На бледном лице, пушистом
От стебельков травы.
Ночь молчала так огушительно,
Что спать было невозможно.
И листья на деревьях шептали:
Что-то должно случиться,
Что-то должно...
Им не давала покоя
Светлая полоса на востоке.
И вот, оглушительно разорвав
Серую плоть полумрака,
Как будто возвещая этим:
Вот он я!
От счастья жизни рассвет
В облаках,
Забрызганных кровью роженицы-ночи.
1989. Городня
* * *
Осенний дождь зимой,
Как запоздалый поцелуй,
Ненужный никому,
Но из соображений такта и традиций
Неизбежный,
Слюнявит лица,
Которым снится
Что-то тёплое и золотое,
Но сквозь сон
Они не понимают ничего
И из соображений такта и традиций
Улыбаются.
23/XII-1989. Городня
* * *
Полесье в глаза не броско,
Здесь южной нет пестроты
Стоит под окном берёзка,
А рядом сирени кусты.
Ты выйди весною в поле:
Смех солнца и синь небес,
Такое вокруг раздолье,
А дальше синеет лес.
Под солнечными лучами
С земли поднимается пар.
Проносится над головами
Простое грачиное: Кар-р.
Полесье на краски не броско,
Но я не забуду и в боли
Родную мою берёзку
Под сенью южных магнолий.
6.IV.1981 г.
Осень
Зябнет зябкая зябь
Опустевших полей,
И летит над землёй
Грустный клин журавлей.
В золотую парчу
Разоделись леса,
Анад миром висят,
Морося, небеса.
Неспеша, безучастно
Скользят облака,
Катит мутную воду
Куда-то река,
Только мерно звучит
Волн задумчивый плёск
Да скулит человеком
Обиженный пёс.
13.IV.81. Чернигов
Городня
Хоть куда бы судьбина меня ни носила,
И куда бы ни шёл и ни ехал бы я,
Лишь тебе моё сердце, тебе моя сила,
Всё, что есть у меня, всё тебе, Городня.
Это здесь я сказал своё первое слово
И впервые прочёл книжку про Колобка,
Здесь впервые узнал, что есть радость и горе,
Мозоли здесь впервые натёр на руках,
Сочинил свою самую первую строчку
И узнал, как кипит моя юная кровь.
Проводя в одиночку бессонные ночи,
Я впервые узнал, что такое любовь.
Как же мне не любить твоё синее небо,
Песни птиц, молодое дыхание гроз,
Ароматы садов, шорох спелого хлеба,
Шум зелёной листвы твоих белых берёз?
Как же мне не любить запах пашни на поле,
Древних пушек петровских, что в парке стоят,
Твоего ни на что не похожего слова
И печальных могил безымянных солдат?
Как же мне не ценить тёмных рук хлебороба,
И земли, что как сына вскормила меня,
И снесённой уже своей старенькой школы,
Где года пронеслись, как часы среди дня?
Как же мне не любить твоей маленькой речки,
Где над ней моё детство стрелой пронеслось.
Этой станции, рельс, что бегут в бесконечность,
Что по ним меня поезд однажды унёс.
Но куда бы судьбина меня не швыряла,
И куда бы ни шёл и ни ехал бы я,
Навсегда я запомню всё то, что оставил
В городишке с названьем простым
Городня!
2.IV.1978 г. Городня
* * *
Полесье моё синеокое!
Люблю я до боли, до слёз
И сосен молчание строгое,
И ласковый шёпот берёз!
Пруды и речушки хрустальные
Пьют золото солнца и звёзд,
В них смотрятся вербы печальные,
Купая в них пряди волос.
Рябинка с дубком обнимаются
И что-то молчат о любви,
А клёны желтеют от зависти
И листья роняют свои.
А дуб и рябина счастливые,
Целуясь, забыли про всё.
Три липы, старухи болтливые,
Судачат про то да про сё.
Как вспомнил приблизилось дальнее,
И стало на сердце легко.
Полесье моё синеглазое,
Ох, как ты сейчас далеко!
11.XI.79.
г. Приозерск
Нет, музы нынче не молчат
Крик души
Из отдалённых тайников
Инстинкта он вопит, из глыби.
Без чешуи и плавников
Поэт подобен всё же рыбе...
Е.Винокуров
Вы думаете, я поэт?
Взгляни в моей утробы глыби!
Хоть чешуи на мне и нет,
Я не поэт, я рыба, рыба,
Моих инстинктов нервный хор
Орёт, вопит во мне зверюгой.
Жалею с детства до сих пор
Зачем я не рождён белугой?
Ведь призван я метать икру
В речных заплавах среди зыби.
Слова же мне не по нутру,
Хочу молчать, подобно рыбе.
1981. Городня
Огрубевшие музы
Пора счетов и горькой прозы,
Где музы робкие молчат...
Александр Городницкий
Нет, музы нынче не молчат.
Они грубей, нахальней стали.
Но от того не перестали
Быть музами.
И как такими им не стать?
Они же всеми потрохами
С эпохой связаны грехами
И узами.
Эпоха мечется в бреду.
Она ни в чём не виновата,
А что любовью не крылата
Не любится.
У любопытных на виду,
Под скрытый свист её клянущих
Она рожает день грядущий
На улице.
1989. Городня
* * *
Людмиле Друченко
Нас всех обдавало волной популярности тем,
Одних унесло
Дай им, Боже, хотя бы прощенье
Другие с испуга не пишут, а третьи совсем.
Мы очередное потерянное поколенье.
Какое по счёту?
Вернётся ли век золотой?
И есть ли способные плакать, давясь соловьми?
Вернётся, наверно,
Хоть будет не твой и не мой,
Но всё же хотя б на минутку приблизится нами.
С 10 на 11/V-1992. Киев
* * *
Голодный художник
Кистью водил по холсту,
Последние гроши отдав за краски.
Так рождалось чудо.
И однажды он умер.
То, что созданное им
Чудо,
Люди поняли лишь много лет спустя.
Того же, что чудо вовсе не это,
Так и не поняли.
26/VII-1998. Киев
* * *
Надо бы как-то и что-то решать,
Только никак не хватает отваги:
Или совсем ничего не писать,
Или же на туалетной бумаге.
Сразу.
4/IX-1998. Киев
* * *
Дуэли, секунданты.
Как это глупо!
Всему виной бессмертная душа.
Известно, что не имут сраму трупы,
От мелких дрязг и славы отрешась.
Поэзия и есть убийство тела,
К бессмертию наикратчайший путь.
А для чего?
Душа того хотела.
И наплевать, что даже не прочтут.
С 10 на 11/ІІ-1996. Киев
* * *
Поэт не соловей,
И не мессия,
Не волхов с назидающим перстом,
И строк его волнующая сила
Заключена всего скорее в том,
Что из земли пошла его порода
И в пульсе века жизнь заключена.
Поэт есть обнажённый нерв народа.
А если нет
То грош ему цена.
21/V- 1986
* * *
В мозгу пропитом крови грохот,
Такая кара за грехи.
Нет, вырвусь я.
И мне помогут
Стихи.
Казалось бы слова, словечки,
Пшик в этой жизнище большой,
И толку с них как днём от свечки,
Пока всё в жизни хорошо.
Но если облака закрыли
Зовущий луч твоей звезды,
Тогда стихи как взмахи крыльев
Над чёрным омутом беды.
Когда и злиться нету силы,
Когда от боли изнемог,
Рванёшь слова, что накопились
И выхаркнешь в кровавость строк,
И снова ступишь по планете,
И с облегчением вздохнёшь,
И может, доживёшь до света
Им тяжела любая ночь.
6/Х-1987
* * *
Поэты с собой не кончают.
За то, что идут напролом,
Поэтов всегда убивают
На чёрной дуэли со злом.
Убийцам убитых не жалко,
Для них эмоции чушь.
В руке их то власти палка,
То денег безликая глушь.
Велики они и всесильны,
И что им какой-то стих,
В борьбе друг с другом двужильны,
Но вечность отнюдь не для них.
Они понимают это
И жалко сплывают в Лету,
Не в силах понять успеть:
Убитому ими поэту
Одно недоступно
Смерть.
1990-е.
* * *
Поэт есть тот, в чьих строчках дух эпохи.
Я ж в основном слагаю о себе.
Я не поэт. Я собираю крохи
И ковыряюсь в собственной судьбе.
И оттого мне горестно и больно,
Порою так, что хочется кричать.
Крик не разбудит душ самодовольных.
И я молчу. Приходится молчать.
Да и о чём? О собственных ошибках?
О личных неудачах? О деньгах?
Слова, слова, как вы порою зыбки...
Я вижу: смысла нет в моих стихах.
Мечты и жизнь какого-то олега,
Что словно столп, на чём стоит Земля,
Куда ни плюнь везде одно лишь Ego
(А по-латыни это значит Я).
Но я хочу познать людей и время,
Смотрю, смотрю и не могу понять,
Чем больше дорожит людское племя,
Червонцем или тем, что в слове мать.
Я тоже мелочен, как все на свете,
Как вы, курю, как вы, хлещу вино...
Пора копать могилу для поэта.
Весь мир бардак, а люди в нём дерьмо.
Пора. Пора. Но я пишу упрямо,
Не веря в то, что кто-нибудь прочтёт.
Пишу, чиркаю, шевелю губами
И не пойму: душа иль ручка врёт.
Надеюсь? или верю? или знаю?
Через тысечелетье? через век?
Наступит эра жизни молодая,
А с ней родится новый Человек!
2/VIII-1981
* * *
Стихи этот святое откровение,
Доверенное слову неспеша.
Порою даже в самом грязном теле
Живёт стерильно чистая душа.
Стихи не требуют большой отваги.
Скрывая чувства от коварных глаз,
Всё можно доверять одной бумаге,
Бумага всё поймёт и не предаст.
15/ІІ-1982
* * *
Пожив, я понял то, что жизнь моя в стихах,
Что самого себя нашёл я в этих строчках.
Но оказалось вдруг, что всё лишь мёртвый прах,
Что, подведя черту, пора поставить точку.
Мечтая, разжигать стихами жар души,
Я выгляжу смешным, нелепым человечком.
Но неужель они настолько хороши,
Чтоб в лучшем случае
пойти на разжиганье печки?
Ведь больно сознавать, что грош всему цена,
И век существовать непризнанным поэтом,
Обманывать себя, мол, не моя вина,
Но разве можно жить, не думая об этом?
Зачем мне жизнь, коль то, ради чего живу,
Как выжатый лимон, не нужно никому?
* * *
Писать стихи нетрудно. Даже просто:
Лишь не зевай, когда придёт пора,
Не расставайся с ручкой и блокнотом,
И не спеши скорей кричать ура!.
Лишь успевай за бегом чувств и мыслей,
Будь терпелив, завязнув глубоко...
Пожалуй, всё... Но прежде надо выстрадать
И пережить. А это нелегко.
С 12 на 13/І-84
Памяти А. Галича и
В Европе опрятные кладбища
Бывалые люди твердят.
Уйдя от идейных товарищей,
Там бывшие наши лежат.
Сереют рассветы французские,
Хоть с Русью контраст небольшой.
Там все и евреи, и русские
С загадочной нашей душой.
Вблизи Сологуба и Бунина
Свой прах упокоил и он.
Вот мне примерещилось, будто бы
Принёс я ему свой поклон.
Хоть в Латвии или в Румынии
Я даже в бреду не бывал.
А тут
это ж надо!
курсирую
По Сен-Женевьев де Буа.
В Мадриде ли, в Ницце ли, в Римме ли
Жлобов наших ныне, как блох:
Стезями снуют магазинными,
Задами мнут пляжный песок,
Скупаются или купаются,
И урки, и так фраера,
И бывшие вовсе не каются,
И новые ни х...ра.
Духовные шествуют пастыри,
Державы мужи и столпы
Спешат по делам по финансовым,
И
мимо проносят стопы.
На миг оторвавшись от каинов,
Из наших, пожалуй, один
Догнал его там неприкаянный
Печальный московский грузин.
А я, прокоптя простофилею,
В неведении не грустя,
Узнал его имя-фамилию
По смерти лет десять спустя.
Сопел себе вздохами тихими,
Лояльно кивал головой,
Невнятные записи слыхивал,
Не зная, что это его.
Не выгляжу ли я обманщиком,
Надеясь
во сне
заслужить,
Хоть горький цветок одуванчика
Ему на плиту положить?
7/I-2000. Киев
* * *
А. Крестинину
Через тысячу тысяч лет
Инопланетные археологи
Будут ковыряться в нашем дерьме
И удивляться.
VII-2003. Городня
* * *
Мир погибает за наши грехи,
Бесом ощипанный.
Вот я недавно спалил все стихи,
Гоголь задрипанный.
Нету дороги и нету пути,
Хоть я подрос, поди.
Кто мне укажет, куда мне идти,
Господи?
18/Х-2003. Городня
* * *
Я стихи не сочиняю,
Я стихами проживаю
Свой не очень добрый век.
Лёд печали, пламя страсти
Не в моей ничтожной власти,
Как минут недолгий бег.
Не ливреясь величаво,
Так же, как и Окуджава,
Как дышу, так и пишу.
Славы, почестей не будет?
Ладно,
Лишь бы только людям
Донести дыханья шум.
Пусть непопулярно это
Воспевать победу света
Не умею среди тьмы.
Хоть и гибну, но не струшу
Потерять живую душу
В беспределе кутерьмы.
Не желаю дифирамбы
Петь патриотично банде
Казнокрадов и хапуг.
Пусть дыханья не услышат,
Но другие тоже дышат.
Значит не замкнулся круг.
31/VII-2003. Городня
* * *
Пятнадцать лет прошло после войны.
А я родился,
Чтоб писать стихи,
Носить штаны
И думать мысли.
И никуда не деться вот ведь чёрт!
От них, смердящих:
Мои стихи уже который год
Играют в ящик.
Смешно немножко без крылатых слов.
Немножко больно.
Ну, а штаны...
А что взять со штанов
Штаны довольны.
С 6 на 7/V-1990. Городня
Аналогии
Мотыль
В стекло крылом стучит...
Анна Ефименко
Коты
Чирикают в ночи.
Мотыль
В стекло крылом стучит.
Свинья
Прядёт рогами в такт.
А я
Стихи пишу.
Вот так.
1997. Киев
Памятник
Я поэт двадцать первого века,
Не ищите в двадцатом меня...
Где был театр светит ресторан,
На месте нужника библиотека...
Свети, звезда моя, свети...
Мы снова страшным ужасом объяты...
Кому-то, может, не понравится,
Но я скажу не в бровь, а в глаз...
Нам ли стлаться пахом по газону...
А. Шеретицкий
Нет, я не Пушкин, нет, нет, я совсем другой,
Поэт я двадцать первого, конечно, века.
Ночь, улица, фонарь, аптека.
Мне говорят: ты тоже с русскою душой;
В двадцатом же меня не вздумайте искать...
Мне снился страшный сон: в том двадцать первом
веке
У нужника из книг моих библиотека,
Их даром раздают. И книги нарасхват.
Их просто раздают, а книгам несть конца.
Все сто томов моих непревзойдённых книжек.
А я, кошмарным страхом ужаса унижен,
Ору им, мол, Гомер, седые паруса!
Бегу, чтобы кощунство как-нибудь пресечь,
Стараясь, чтоб не стлаться пахом по газону,
И песню бормочу, что здесь зовётся стоном,
(Или наоборот), мол, лучше бы уж в печь.
Но тут один мужик сказал мне в глаз проворно,
Попав сначала в бровь, в тот нужник торопясь:
Ты ж памятник себе воздвиг нерукотворный,
К нему не зарастёт народная тропа!
14/XII-1996. Киев
Сахоновщина
І
Промова
Хвала жінкам, що трудяться на фермі
І поять молоком усіх людей!
У наше героїческоє время
Ім треба руки цілувати!..
І т.д.
Хвала жінкам, що трудяться у полі
В імя безсмертних ленінських ідей!
У незрівнянний час людської волі
Їм треба ноги цілувати!..
І т.д.
Хвала жінкам, що матерями стали,
Мішки тягають і ростять дітей!
І щоб вони турботу відчували
Їх треба просто цілувати...
І т.д.
1985. Городня
2
Колгоспне літо
Сонечко купається у літеплі,
Як і завше, верби шелестять,
Ластівки віншують літні дні в теплі,
Горобці на груші цвірінчать.
Я і сам би, бо з таким характером,
Заспівав від радості життя.
Славний трактор під червоним прапором
Тягне нас у світле майбуття.
1/ІІ-1990. Городня
3
З прокляттям комуняцьких морів-згуб
Москальський в туалет я зніс буквар.
Мені хоч серп і молот, хоч тризуб,
Аби лише платили гонорар.
Чи хоч би друкували...
18/VI-1993
4
Акселерація
Зима крилята розпростерла,
Мов лебедята на льоту...
Сніги мов крила лебедят...
Степан Сахон
Уся природа мов здуріла:
Літає гусень, хробаки,
Шпачата, розпостерши крила,
Летять у вирій навпрошки,
Курча курчіху ніжно топче...
Й нарешті божжевілля пік:
Учора народивсь мій хлопчик,
Сьогодні ж із лікарні втік.
10/ІІ-2003. Городня
Новизна
Всё то же солнце ходит надо мной,
Но и оно не блещей новизной.
В. Шекспир
Я новизною тоже не блещу,
Да и найти её не так-то просто.
Всё, чем живу я и о чём пишу,
Старо, как мир, что вертится вкруг солнца.
Пишу про жизнь, которой я живу,
Как её вижу и как понимаю,
И объяснить пытаюсь, почему
То принимаю, то не принимаю.
Не признаю, к примеру, новых форм
Стихов, что их в толпу плюют невнятно,
Духовный силос, перепревший корм,
Не столько новый, сколько непонятный.
Ведь иногда прочтёшь такую чушь,
Что и во сне кошмарном не приснится.
Не то наборщик перебрал чуть-чуть,
Не то поэт сбежал из психбольницы.
Читаешь дальше больше удивлён,
Почти уверен автор ненормальный.
Но под конец разложен и сражён
Толкует критик: Стиль оригинальный.
А так ли уж нова такая новь?
Ведь для того, чтоб вызвать изумленье,
Достаточно явиться без штанов
В кино или другое заведенье.
Но так небезопасно: за грехи
Моментом сядешь на пятнадцать суток.
Нет, безопасней сочинять стихи,
Глуша своим читателям рассудок.
И сочиняют. Так, не так, и всяк,
Без совести и без душевной дрожи.
Какая дрожь? Подумаешь пустяк!
Бумага стерпит всё. Читатель тоже.
22/Х-1982
Оптимистическая депрессия
* * *
Ах, мадам, вы одна на троих, как бутылка,
И прекрасны, как жаба в зелёном пруду.
Не желаю я мылиться чьим-то обмылком.
Вы меня извините я просто уйду.
Я не свят, но брезглив,
И ни голод, ни злыдни
Не заставят меня что попало жевать.
А у вас ещё двое хмельных и небритых
За немытым столом вожделенно сидят.
27/I-2002. Городня
Прошла любовь, завяли помидоры
Я умираю полной жизнью,
Общественной и половой...
За крепостными стенками матки
Бьёт челом крепостное дитя...
Как же он, наших кровей жеребец,
Смирно стоит...
И до утра рыданьями глухими
Тревожить гладь околоплодных вод...
Вера Павлова
Как курица, как кошка, как кобыла,
Его я на свидание ждала.
Я так мерзавца этого любила
Чуть жизнью половой не умерла.
А он, бесстыжий, путался с другими.
Как мне перенести его уход,
Чтоб до утра рыданьями глухими
Тревожить гладь околоплодных вод?
И как мне рассказать тебе, дитятко,
Что папка твой козёл и жеребец,
А родила тебя не мать, а матка?
Конец...
1987. Городня
* * *
В то время, когда я тебя любил,
Ты говорила, что я дебил.
Ну что ж, наверно, и впрямь дебил,
Дебил,
Иначе бы не любил.
А впрочем, может и не дебил
Ведь не люблю же,
а лишь любил.
3/IX-2000. Киев
Алкоголики
Как-то всё дрянно и мелко.
Где себя девать?
Хоть куда, хоть к чёрту в пельку,
Только бы бежать.
А куда бежать не весть нам.
Вот и пьём шмурдяк,
Кто за деньги,
Кто на вексель,
Кто-то надурняк.
Утопить мозги в безумстве
Призрака-глотка
И ни мысли нет, ни чувства,
И живи пока.
14/XI-2001. Городня
* * *
А я упал бы наземь,
Чтоб больше не подняться
И больше не вернуться,
Со всеми распрощаться.
И может быть,
поэтому
мне хочется нажраться.
И может быть,
поэтому
мне хочется остаться.
1999. Киев
* * *
Неучтённый державными сытыми лицами,
В кутерьме,
Как газетный клочок,
я опять в оппозиции,
Как в дерьме.
Только разница в том,
что кривляясь юродиво
Как я лих!
На обрывках газет засыхает моё дерьмо,
На мне их.
4/I-1998. Киев
* * *
Я
есть,
ни воспевая, ни кляня,
Ни частности, ни мира совокупность
И, в общем всё видавшего, меня
Не так небытиё страшит, как трупность.
Усталость навалилась и гнетёт,
Как небосвод привыкший торс Атланта.
Какой там недоразвитый плетёт,
Что этот груз разложен аккуратно
И равномерно по плечам людей,
По грамму, килограмму ли не важно?
Вся сволочность идей, пространств и дней
На каждом здравомыслящем.
На каждом.
Злодейства, что творятся далеко,
Рождают здесь духовную блевоту.
Лишь идиотам тем всегда легко,
Поскольку спросу нету с идиотов.
С 15 на 16/V-1999. Киев
* * *
Дорогой длинною
С надеждой радостной,
Да с песней той, что вдаль летит, звеня,
Бегу за милою
Сорокаградусной,
Что по утрам так мучила меня.
23/I-2002. Городня
* * *
Что-то пасмурно на сердце.
Почитать бы, что ли, прессу
Да развеяться...
Кандидаты раздражают
Обещают, обещают.
Надоело.
Поискать того, что близко?
Клинтон, Моника Левински,
Голубые...
Поезда летят с откоса.
Сколько кишек на колёса
Намоталось...
А какому-то китайцу
Вшили крокодильи яйца
И прижились!
Даже больше его жёнка
Якобы родить ребёнка
Собирается...
На полярной шапке Марса
Кто-то из американцев
Надпись видел.
Два-три слова, но по-русски,
Так что выговорить вслух их
Не решился.
Фото же на всяк пожарный
НАСА с Пентагоном тайно
Засекретили...
Вот ещё одна загадка:
Напророчил нам когда-то
Очень точно
Кто-то там из тех же немцев,
Сколько за обедом Ельцин
Выпивает...
В юрском слое Аризоны
При раскопках три кондома
Обнаружили...
А в пещере Юкатана
Урну с прахом Авраама.
На иврите...
И полезные советы.
Если хочется, но нету
Попроси взаймы.
Дуракам закон не писан.
Занемог пойди пописяй
Полегчает.
16/V-1999
* * *
Юности утерянная сладость,
Глупостей полузабытый зной,
Ну а в голове такая гадость,
Даже не уверен, что живой.
Мы с цинизмом слишком прочно сжились.
Что тому виной судьба? молва?..
И откуда в сердце пробудились
Вечные прекрасные слова?
Под кошмар отравленного мозга,
Как покой, который потерял,
До сих пор мне снится та берёзка,
Что я у Есенина украл.
И влечёт, как взмыленное стремя,
Вновь степного воздуха глотнуть
Неизвестность, свежая, как время,
По которому мы держим путь.
27/VII-1987
Недовольство
Поколенье хлюпиков и нытиков,
Нигилистов, пьяниц и бандюг,
Дураков и просто немыслителей,
Эгоистов, снобов и б....г.
Повезло крупнейше мне с эпохой!
Да и ей со мною повезло.
У одних всё ахи, охи, вздохи,
У других жестокость, грубость, зло.
Но откуда это появилось?
По наследству, что ль, передалось?
Что мы, в школе этому учились,
Пропитавшись мерзостью насквозь?
Говорят, что мы дуреем с жиру,
Нас бы в Ленинград в 42-м,
В рубище бы, да пустить по миру
С латанной несчастьями сумой!
Глупо это, да и несерьёзно,
Подло детям гибели желать.
Мы и так грызём друг дружке глотки,
Что ж о голодовке рассуждать.
Говорящий это, оскверняет
Кровь свою, что сам за нас пролил,
Жизни тех, кто больше уж не встанет
Из под плит ухоженных могил.
И в речах тех, злых и недалёких,
Вижу я безумных и глухих,
Словно плод гнилой, подтёкший соком,
Одногодков скурвленных моих.
Поколенье хлюпиков и нытиков,
Нигилистов, трусов и святош.
Дай нам волю отдадим задаром
Родину и мать, а уж за грош...
Тьма вопросов каждый без ответа.
Разобщённость, сплетни, пессимизм...
Или кто-то нам навеял это?
Или начал гнить социализм?
2/Х
* * *
Откуда зло берёт начало?
Где та граница перехода
От честно-непричастных взглядов
До истебления народов?
Густую толщу лет
Пронзая слышимо и зримо
Гудят колокола Хатыни
И чахнут дети Хиросимы.
Клокочут кровью тюрьмы Чили,
И сионистские солдаты
Младенцев Сабры и Шатилы[1]
Гвоздят штыками автоматов.
Как начинается жестокость?
Вначале вовсе неприметно.
Она везде, где недалёкость
Во все рога трубит победно,
Где, в нотках съедобной крошки,
Ко всем весёлым и банальным
Взывает взгляд бездомной кошки:
О, люди, будьте человечны!
10/V-1983
Из неотправленного письма
к другу, затерявшемуся где-то
на необъятных просторах России
Как ты там, Алёша,
Друг ты мой хороший?
Почему не пишешь?
Не дают труды?
Может, посадили?
Может, застрелили?
С беленькой сдружился
М... твою туды!
Или стал майором
И орёшь мажором
На своих служивых?
Боже упаси.
Неприглядна доля
Перекатиполя:
Только и свободы
что земли в горсти...
5/VIII-1996. Киев
* * *
Взгляд блестел и сердце рвалось
Мы ещё во что-то верили.
А в Верховной Раде дрались
Политические мерины.
И пока мы гоношились
И надеялись, что люди мы,
Руководство превратилось
В разновидность рукоблудия.
Что вы дрочитесь, решений
Пузыри пуская мыльные?
Чает удовлетворения
Украина, б... дебильная.
5/VI-2000. Киев
* * *
Моя жизнь безобразна,
а смерть будет страшной и лютой.
Я стою на ветру
и не в силах согреться душой,
До краёв переполнен
такой несуразною смутой.
Раствориться бы в воздухе
этой вселенной большой...
V-2002. Городня
ЭПИФАНИИ
Кому-то это понравится,
Кому-то нет.
Но это я.
1
Я вдруг увидал лицо толпы, шагающей в ногу. Они шли врозь, но одинаково. С лицами изделий массового производства, необлизнецов с одинаковыми глазами, ногами, губами, с одинаковыми мозгами, с одинаковым выражением отсутствия мысли. Это было одно лицо, размноженное по всем правилам ТУ и стандартов. У них не было даже номеров. Это был один номер. Это было одно лицо, размноженное в зеркалах безликости. Это был рак. Раковые клетки везде и все одинаковы. И стало не страшно. Стало нестрашно. Не стало. Не стало. Не...
1993. Киев
2
Упала долгая капля из крана.
А меня не было. Я не был. Я был нигде. Я был в замкнутом пространстве кухни, вне которого ничего не было, и в нём ничего не было, кроме меня, которого не было. Которого было ровно столько, чтобы почувствовать это всё.
И не больше.
Куда всё?..
С 5 на 6/VII-1993. Киев
3
Не важно, кто мои изначальные предки: Адам и Ева или стадо пикантропов. Важно, что они были и что я это знаю, хоть и не помню того, что знали, помнили и чувствовали они.
Но у меня растёт дочь. Значит, что-то всё-таки помню.
С 5 на 6/VII-1993. Киев
* * *
Как без практики нет теории,
А свекольника без свеклы,
Так без личности нет истории,
Словно истины без фуфлы.
Как без Ленина нету партии
Без мозоли не быть ноге.
Как ругательства нет без матери,
А Аквариума без Б.Г.
Как без немочи нету помочи
Или копоти без огня.
Как Одессы без Рабиновича,
А поэзии без меня.
Напрягаюсь до неприличности,
Тщетно тужась ответ угадать
Как добраться до этой личности,
По которой бы надавать.
17/IX-1997. Киев
* * *
Только ночь.
Только шорох листвы.
Только память, в которой
Отзвуки кутежей
И пьяных рыданий.
Только тусклый свет фонаря
И уверенность в том,
Что уже ничего никогда
Не случится
И не повторится.
Только отблеск мечты,
Позабытой вчера.
Только ночь.
И ещё не взошедшее солнце.
VIII-1989. Городня
* * *
Ничего не проходит,
Ни болезнь, ни надежда, ни тень
От прозрачного века змеиного глаза,
Ни почившее в бозе желание перемен,
Словно нечет и чет,
Не угаданные ни разу.
Даже то, что прошло,
не проходит, а где-то внутри
Пахнет взлядами и голосами
Полубыль-полунебыль
Покрываясь цинизмом
холодных стеклянных витрин
Под закарканным небом.
31/VIII-1989. Городня
Одностишия
Люблю. Но ничего не обещаю.
*
Я о любви, а вы мне замуж. Проза...
*
Жениться? Что я выгляжу неважно?
*
Я? С Вами? Боже! Надо ж так нажраться!
*
Я под одеждой штатскою не в форме...
*
Я мог бы, мог бы. Только не могу...
*
А я бы не рискнул так извращённо.
*
Ну что ж, пойду, но только вслед за Вами.
*
Вас с Вашим языком бы в вендиспансер.
*
Проснись, народ, нас обокрали.
*
Любовь нельзя купить, а то продал бы.
*
Спасибо. Так же Вам и Вашей маме.
Киев Городня.
Лукоморье
Конец тысячелетия
(совместно с Н. Бакуном)
У лукоморья дуб зелёный...
А. Пушкин
Лукоморья больше нет...
В. Высоцкий
У Лукоморья дуб спилили
И на дрова его пустили.
А что ты будешь делать, раз
К зиме перекрывают газ?
Учёный Кот давно взбесился
И во все тяжкие пустился:
Проходишь мимо подбежит
И в ухо ерунду кричит,
Под пнём живёт и тут же гадит.
Давно никто его не гладит.
Златую цепь Колдун стащил
И шустро в баксы превратил.
Русалка хвостиком вильнула
И в интердевочки махнула,
И мечет красную икру
Тем, кому сельдь не по нутру.
Там на истоптанных дорожках
Следы машин, а не зверей.
Избушка там на курьих ножках,
Как встарь без окон, без дверей.
Прося копейку Христа ради
И безутешным взором глядя
На кучи разного дерьма,
Старик Лешак сошёл с ума.
Там лес и дол отходов полны.
Там на заре не хлынут волны
На брег вонючий и пустой
Волкам не нужен он такой.
И тридцать витязей-спортсменов
Подались в рэкет, бьют барменов,
А бывший дядька их морской
Статьи кропает про застой.
Там Королевич мимоходом
Поганит прах экс-короля.
С шести утра перед народом
Через леса, через моря
TV несёт богатыря.
Царевна Волка и не помнит
Сбежал, ведь волка ноги кормят.
Там ступа с бабою Ягой
Реализуют самогон.
Кащей Минфин всё чахнет, чахнет
Там злата нет, там Русью пахнет.
И я там был, и пиво пил,
У моря видел пень паршивый,
На нём сидел и Кот плешивый,
Свои мне сказки говорил.
И я, запомня сказку эту,
Решил её поведать свету.
1988 6/ІІ-2000. Городня, Киев